Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
– Ну, поехала наша святоша… Довольно, Салопова, а то опять нагрешишь и станешь всю ночь отбивать поклоны… Он, душки, просто манерничает и потому мажет слова, – решила Чернушка.
– Ну, теперь синявка Иверсон все платье обошьет себе новыми бантиками, ведь она за всеми холостыми учителями ухаживает.
– А ты почем знаешь, что он холостой?
– А кольцо где?! Я глядела, кольца у него нет!
– Вот увидишь, еще на ком-нибудь из наших выпускных женится!
– Ну да, так за него и пойдут! Они все Лугового обожали, ни одна не захочет ему изменить.
Словом, когда после завтрака шли обратно в классы, на большую перемену, во всех парах только и было разговору, что о новом инспекторе.
Войдя в свой коридор, второй класс вдруг оживился и обрадовался: оказалось, что у них в классе, за легкой балюстрадой[69], отделявшей глубину комнаты, расхаживал учитель физики и естественной истории Степанов. Учитель этот тоже был общим любимцем: молодой человек, неимоверно худой и длинный, «из породы голенастых», как говорили девочки, огненно-рыжий, с громадным ртом, белыми крепкими зубами и веселыми глазами. Преподавал он отлично. Самые тупые понимали его, ленивые интересовались опытами, потому что он сам любил свой предмет, а главное, во время урока был всегда оживлен и, чуть заметит сонное или рассеянное личико, немедленно вызовет или хоть окликнет.
Пересыпая шутками и остротами объяснения, он все время поддерживал внимание девочек. Потом, с ним можно было улаживаться «на честь». Девочки иногда подкладывали ему в журнал бумажку, где под четкой надписью «Не вызывать» значились фамилии тех, которые не выучили урока, с пометкой: «обещаются знать к следующему разу», и он не вызывал их, но долгов не прощал. Память у него была хорошая. На следующий раз или через два-три урока он все-таки вызывал отказавшихся, спрашивал невыученный урок и без пощады влеплял не знавшей круглый нуль. Кроме того, он ставил еще баллы «на глаз», и опять-таки безошибочно. Какая-нибудь девочка, прозевавшая весь час или читавшая роман, держа незаметно книжку под пюпитром, вдруг узнавала, к своему ужасу, что Степанов поставил ей во всю клетку нуль.
– Павел Иванович! Павел Иванович! Вы нечаянно в мою клетку отметку поставили, ведь меня не вызывали. За что же?
– Как же я смел вас тревожить, ведь вы книжку читали, – отвечал он совершенно серьезно. – Нуль я поставил вам за невнимание, мы его переправим, как только вы снова станете присутствовать в классе и следить за уроками. – И переправлял, если того заслуживали.
Весною и ранней осенью он хоть один раз в неделю брал девочек в сад, чем тоже доставлял им громадное удовольствие. Дети в хорошую погоду встречали его криком:
– Сегодня по способу перипатетиков[70]?
И он веселым баском отвечал:
– Будем последователями школы перипатетиков!
Бывало и так, что он приносил в класс угощение, то есть сухого гороху, бобов, овса, разных хлебных зерен, все в отдельных фунтиках; передавал гостинцы девочкам, объявляя громко:
– Слушайте и кушайте, изучайте и вкушайте!
И девочки слушали, изучали и усердно жевали весь урок. Словом, это был баловник и забавник и в то же время образцовый учитель. Экзамены по его предметам проходили без обмана и без запинки.
Застав Степанова убирающим «физический кабинет», дети остановились у балюстрады.
– Павел Иванович, пустите меня помогать! Пустите меня! – просились многие.
– Вас? – обратился он к Пышке. – А кто у меня стащил ртуть в последний раз?
– Я? Никогда не брала!
– Не брали? Ну смотрите мне в глаза – не брали?
– Немножко… – тихонько отвечала девочка, краснея.
– Ну то-то, язык лжет, а глаза не умеют! И вас не возьму, – повернулся он к другой. – Да ведь вы наивная девица: колбы от реторты отличить не умеете, нет, вы сперва учитесь у меня хорошо, тогда и за загородку попадете. Вы, господин «Лыцарь», пожалуйте! – пригласил он Баярда. – Вы, Головешечка, ступайте, – позвал он Чернушку. – Вы, Шотландская королева, – обратился он к стройной, серьезной Шкот, – удостойте. А вы, Ангел Божий, отойдите с миром, а не то все крыльями перебьете, – отстранил он Салопову.
Девочки хохотали, им нравилось, что он знал все их прозвища.
– Почтенное стадо, где же твой синий пастух?
– У нас все еще чужеземка, она к себе «вознеслась»[71].
– Хорошо сделала; если б я тоже мог вознестись до какого-нибудь завтрака, то был бы очень доволен.
– Павел Иванович, хотите пирога? – предложила ему Постникова, жертвуя пирогом для любимого учителя.
– А с чем?
– С картофелем и луком, вкусно!
– Редкое кушанье, давайте!
Девочка вытащила из кармана свое угощение, Степанов взял и спокойно в три укуса справился с ним.
– Ну, барышни, теперь воды, – попросил он, – а то я чувствую, что «элемент» не проходит.
Девочки бросились в конец класса и чуть не передрались за удовольствие подать ему кружку воды.
– Минаев! Минаев! – закричали в коридоре. Девочки сразу смолкли, насупились и молча, недоброжелательно уставились на дверь.
Вошел Минаев, на лице его было искательное, ласковое выражение. Он был смущен, так как чувствовал глухую оппозицию и еще не понял, вероятно, как держать себя. Он поздоровался со Степановым, который сразу понял положение и пришел ему на помощь.
– Милости просим, пожалуйте в наш «физический кабинет», тесновато у нас, да и не богато, а посмотреть не мешает.
Минаев рад был выбраться за загородку из толпы девочек, разглядывавших его бесцеремонно и недружелюбно. Войдя туда, он, однако, обратился к классу.
– Как ваша фамилия? – спросил он Евграфову, стоявшую ближе всех.
– Иванова, – ответила она без запинки. Девочки переглянулись. Начиналась травля.
– Ваша фамилия? – спросил он Кутузову.
– Александрова.
Итак, у двадцати девочек подряд, дерзко столпившихся вокруг балюстрады, оказались именные фамилии, весь класс состоял из Ивановых, Николаевых и Александровых. Высокий лоб инспектора покрылся краской, он взглянул на учителя, тот щипал свою козлиную бородку и молча, серьезно глядел на девочек.
– Ваша фамилия? – спросил инспектор, глядя в упор на Баярда.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
