Берген расхаживал по коридору взад-вперед. Время от времени он останавливался и рассматривал повязку, наложенную на его обожженную руку Аджайей, или пытливо смотрел на Джейн и Уолша, а потом снова начинал ходить. Джейн видела, что он устал не меньше ее.
Она вяло помахала ему рукой.
– Доктор Берген, утро выдалось тяжелое. Может быть, вы сядете и отдохнете немного?
Он уселся у стенки футах в трех от нее, повернул к ней голову, словно хотел что-то сказать, но промолчал и покачал головой.
– В чем дело? – устало спросила Джейн.
– Ну… Почему это мы вернулись к «доктору Бергену»? Полчаса назад ты меня Аланом называла.
Джейн с любопытством вгляделась в его лицо.
– Я просто пыталась к вам пробиться.
Он скривил губы и отвел взгляд.
– Я не понимаю… Я просто пытаюсь сохранять профессиональную атмосферу.
– Аджайю, Рона и Тома ты называешь по именам. А меня – почему нет?
Похоже, он всерьез обиделся. Джейн нахмурилась.
– А вы почему меня называете «док»?
Берген хмыкнул – и это выглядело более естественно.
– Потому что тебе это не нравится.
Джейн улыбнулась.
– Буду называть тебя Аланом, если ты будешь называть меня Джейн.
Берген кивнул, наклонился к ней и протянул здоровую руку – левую.
– Заметано, док.
Джейн пожала его руку.
– Шутник.
Она подтянула ноги к груди и коснулась колена подбородком.
– Ты сегодня что-нибудь ел? У меня кое-что есть в ранце.
– Я бы перекусил.
– Уолш? Вы есть хотите?
Уолш держался от них на небольшом расстоянии, но теперь подошел ближе и медленно сел на пол, едва удержавшись, чтобы не застонать.
– Разве Аджайя не дала вам обезболивающее? – спросила Джейн, разыскивая в ранце еду.
Уолш на ее вопрос не ответил. Он ворчливо спросил:
– Как вы меня спустили с того трапа?
Берген заглянул в свой ранец.
– Соорудили снаряжение из парашютной веревки. Тебе это не слишком помогло, но особого выбора у нас не было. Потом я изготовил нечто вроде лебедки. А спускала тебя Джейн.
Джейн покачала головой.
– Я не сама вас спускала.
Она никак не могла взять на себя всю славу, потому что без помощи Бергена не удержала бы Уолша и тот мог стукнуться головой об пол и получить травму черепа.
Уолш медленно кивнул и с прищуром посмотрел на Джейн. Ему явно не по сердцу было то, что остальным пришлось его спасать, и вообще не нравилось положение пострадавшего. Джейн протянула ему упаковку вяленого мяса и ореховые батончики. Уолш энергетические батончики не любил. Джейн открыла один батончик для себя, один для Бергена и поставила на пол большой пластиковый пакет с водой для всех. Какое-то время они молча жевали.
– Почему вы сразу не сказали, Холлоуэй? – спросил Уолш, скосив глаза на Джейн.
– Я думала, что схожу с ума.
Уолш скривился и вздернул брови.
– А вы уверены, что это не так?
Джейн спокойно, непоколебимо встретила его взгляд.
– На сто процентов? Нет. Но я вас обоих спасла между тем. А это что-то значит.
Берген фыркнул.
Уолш хладнокровно поинтересовался:
– Почему он прячется? Почему не желает встретиться с нами лицом к лицу?
– Не знаю. Вряд ли он может это сделать. Я не знаю, как он выглядит. Я даже не уверена, что он – «он». Я выбрала это местоимение, потому что он сам его выбрал.
Берген пристально посмотрел на нее. Уолш сохранял мрачность.
Джейн устремила взгляд на батончик, который держала в руке. Она попыталась соединить между собой разрозненные мысли.
– Структура этого нового языка подобна языкам с протоиндоевропейскими корнями – типа древнегреческого, латыни и санскрита. Мы знаем, что существуют общие слова, во многих языках звучащие очень похоже, – «мама», «ночь», «звезда» и «нет». Мне покоя не дает мысль о том, не исходит ли от нас столь чудесно и красиво этот древний язык, хранившийся генетически, но никогда сознательно не исследовавшийся. Большинство лингвистов на протяжении последних пятидесяти-шестидесяти лет отвергали идею моногенеза проточеловеческого языка. На самом деле в своих работах я склонна отвергать такие гипотезы. Лингвистический полигенез является превалирующей теорией в данное время, но…
Джейн умолкла. Ее энтузиазм угас – она осознала, что ее профессиональные откровения для Бергена и Уолша значат очень мало.
Уолш, болезненно поморщившись, наклонился, взял пакет и сделал глоток воды.
– Каков он собой?
Джейн прижалась спиной к стенке. Она стыдливо присмирела и понимала, что именно таких чувств от нее ждет командир. Она вытерла липкие пальцы о штанину летного костюма и заметила, что ткань покрылась мелкими дырочками. На это обратил внимание Берген и обнаружил похожие дырочки на своем костюме.
Остальным было дано задание принести сменную одежду для всех. Но Джейн для себя твердо решила, что останется в летном костюме до тех пор, пока ее не будет мучить нестерпимая боль. Лучше получить ожог, чем сейчас раздеться до нижнего белья на глазах у Бергена и Уолша. Она и без того чувствовала себя ужасно уязвимой.
Джейн продолжала свой рассказ более сдержанно:
– Большую часть времени он разговаривает довольно-таки заносчиво. Не любит отвечать на прямые вопросы. Какое-то время я думала, не является ли он на самом деле бортовым компьютером, но теперь так не считаю. Он не хотел, чтобы вы погибли. Компьютер ведь не стал бы так реагировать, правда?
Берген вздернул брови.
– Это зависит от программирования. Возможно, это искусственный интеллект.
Джейн нахмурилась.
– О. Искусственный интеллект? Но в его речи ощущались эмоции. А я… В самом деле?
Берген протянул руку и взял пакет с водой.
– Значит, здесь только он один? На таком здоровенном корабле больше никого нет?
– Он так говорит. У меня такое чувство, что все умерли давным-давно. В следующий раз я намерена задать ему массу вопросов.
– И вы это сделаете.
Четырьмя короткими словами Уолш сказал очень многое. Он явно ей не верил. Джейн удивилась тому, какую боль у нее вызвала реакция Уолша, хотя от него только такого и можно было ожидать.
Она постаралась придать лицу равнодушное выражение и опустила руки на колени. Ей так хотелось сделаться маленькой, не такой подозрительной или просто зажмуриться, чтобы скрыться от этого неотрывного взгляда. Уолш был опытен, профессионален, придирчив, скептичен, но еще он был справедлив. Со временем она его обязательно убедит, но что для этого потребуется – вот какая мысль ее мучила.
