– Тетя Катя, это я. Это я подарил его Динке.
– Ты? Данил, я не понимаю…
– У меня есть карманные деньги, мне папа выдает за хорошую учебу. У меня много. А потом я увидел этот шар. Я знаю, что Динка любит море. И я ей его подарил.
– Но, Данил… это же…
– Ну и что, – перебил он, – Новый год ведь.
Мама закрыла дверь. Помедлила, потом зашла в комнату. Динка уже опять сидела на диване, низко опустив голову. Она боялась посмотреть маме в глаза. И почему-то ей опять хотелось улыбаться. Просто дура она какая-то!
– Дина… – Мама села рядом. – Динка, прости меня. Просто я очень испугалась, что ты можешь стать воровкой.
– Потому что тетя Аня говорит, что все детдомовские воруют? – не удержалась Дина.
Мама промолчала. Потом все-таки выдавила из себя:
– Не только детдомовские. Если бы все так просто было: поделил всех детей на детдомовских и нет… Зачем ты так сказала?
– Как?
– Что я тебя не люблю? И чтобы отдала обратно… Ты разве хочешь обратно?
– Нет.
– Тогда никогда больше так не говори, хорошо?
Динка судорожно кивнула. Теперь ей уже совсем не хотелось улыбаться.
Потом они резали салат и пекли печенье, они почти не говорили, но это было особенное молчание, когда между двумя людьми все ясно и так. Вечером прибежала Соня, позвала их в гости на праздничный ужин и спросила у Динки тихонько:
– Ну, откуда шар-то?
– Бабушка Люся подарила. Не могу же я ее выдать, понимаешь? Мне мама стопроцентно с ней не разрешит видеться, и тогда и театр, что ли, бросать?
Потом Динка рассказала, как Данька ее спас.
– Вот он дает… – восхитилась Соня. – Динка, он в тебя, наверное, влюбился…
Но тут в комнату вошла мама, велела Динке одеваться, и важный разговор пришлось прекратить.
Они пошли к Соне, потом к бабушке Тасе, а потом к Крымовым, а потом к Свете, дяде Сергею и Юрасю, а потом к Лазаревым… Все дарили Динке подарки, так что, когда они добрались до дома, рук не хватало, чтобы все их унести. И дядя Петя пошел их провожать. У Динки от усталости и сытости слипались глаза, она спотыкалась, и дядя Петя наконец взял ее на руки. Она не заметила, что у двери их квартиры стоит коробка, обернутая подарочной бумагой, а на ней лежит огромный букет белых роз. И разговор мамы и дяди Пети не слышала – она крепко спала.
А разговор был такой.
– Ого! – сказал дядя Петя.
– Это от Сережи… наверное, – мучительно покраснела мама. – Мы с ним… встречаемся.
Дяди Петин взгляд тут же стал и грустным, и насмешливым.
– С мужем? Встречаетесь? Оригинально!
– Он ошибся, Петя, но… я все равно его люблю, даже если он слабый и…
– Да я не про это!
Они вошли в квартиру, дядя Петя, кряхтя, положил Динку на диван.
– Почему ты не можешь поставить ее на место? Ребенок диктует тебе условия! И не только тебе! Это же глупо!
– Я не хочу, чтобы она страдала, – угрюмо сказала мама. – Ей этого и так в жизни досталось.
– То есть теперь давай ты будешь страдать? Вместе с Сережей! О нем хотя бы подумала!
– Петь, давай не будем об этом. Я сама разберусь. Спасибо, что проводил.
Она его выгоняла, и дядя Петя, обидевшись, ушел.
Мама аккуратно стянула с Динки колготки, сняла платье, укрыла, поцеловала в макушку. А потом наполнила ванну водой, обрезала у роз кончики стеблей. Она уколола палец, но все равно улыбалась, она взяла телефон и набрала самый важный для себя номер.
Где коней златогривых пасется табун…
Дядя Саша приехал рано утром в воскресенье.
– Ну, сони-засони, просыпайтесь! Поедешь, Динка, в Легкие Горы?
– Да! – завопила Динка и повисла у дяди Саши на плечах.
Мама велела ей надеть теплые штаны, валенки и свитер, замотала горло шарфом.
– А мама?
– А мама дома будет, отдохнет… В гости к кому-нибудь сходит…
Мама улыбнулась Динке, кивнула дяде Саше как-то по-особенному, но Динка не стала думать об этом. Они едут в Легкие Горы!
Поехать туда попросила бабушка Тася. Надо было скинуть снег с крыши и набить им большой бак, чтобы весной у них была талая вода.
– Соскучилась я, – сказала бабушка Тася, неуклюже садясь в большую дяди Сашину машину.
– И я! – сказала Динка, притыкаясь щекой к бабушкиному пальто, теплому, пахнущему преснушками и духами «Белая сирень». Между ними устроилась на сиденье Юла, которая очень боялась ездить в машине, но тоже соскучилась по Легким Горам.
– Ну, поехали, красавицы! – весело сказал дядя Саша, и мотор машины взревел.
Они ехали по городу, а потом по пригородным поселкам, мимо Центральной усадьбы, мимо Потанина, и Динка не отрывалась от окна, удерживая на коленях дрожащую Юлу. Дома разомкнули ряды, расступились, и Динка увидела, как улица сбегает с пригорка к реке, и заснеженная река – белая кошка, свернувшаяся клубком вокруг города, – ослепила ее на один короткий миг и тут же исчезла за поворотом…
Молчалива лесная дорога зимой. Фермер Миронов нанимает машину, чтобы та чистила снег до Легких Гор, точнее, до мостка через речушку Чечёру. Мосток на зиму убирали, и, хоть Чечёра замерзала, снегоочиститель дальше все равно не ехал. От Чечёры до деревни почти километр. Этот километр дед Телятьев расчищал лопатой.
– А чего мне тут одному делать? Мне тут и делать особо нечего, так сиди, чай пей да дорогу копай, чего ж еще!
Дед Телятьев всех по очереди обнял: бабушку Тасю, Динку, Юлу, с дядей Сашей чинно поздоровался за руку, снимая большие рукавицы.
– А Мироновы что же? Не навещают?
– Да нет, почему ж… заходят… Я и помогал им в этом годе. Да так, скучно им со мной, об чем говорить?
Динка завороженно смотрела по сторонам. Она никогда такой зимы не видела.
Будто на новогодних открытках: снег, снег, снег. Сосны под снегом совсем другие, не как летом. Летом они звонкие, золотые, а сейчас будто отяжелели, будто все беременные, как тетя Света, хмурые, погруженные в свою тайну. Динка стала проситься в лес, но дед Телятьев сказал строго:
– Нечего, волки там.
– Волки? – поднял седые брови дядя Саша. – Ничего себе… Сколько лет их здесь не было…
– Да морозы вишь какие стоят… Вот и повылезали, из дальних лесов пришли. У Мироновых собаку загрызли на той неделе.
– Вы бы, Николай Витальевич, в город перебрались. – Голос бабушки Таси был непривычно тревожным.
Даже Динка решила не ходить к своим сосеночкам, хотя очень хотелось на них посмотреть. Как они там? Растут? Дед Телятьев будто ее мысли прочитал, наклонился, в глаза заглянул и сказал ласково:
