Джулия долго молчала, и Ройал начал уже чувствовать неловкость.
– Если вы действительно готовы мне помочь… – начала неожиданно Джулия. – Герцог Александр Дювалон, владелец Саль-д'Ор, преследует меня год из года, приглашая на свои жалкие балы. До сих пор я отказывалась, но если вы будете моим кавалером на этом балу, то, пожалуй, на сей раз я приму его приглашение.
– Почту за честь, мадам, – не задумываясь ни на секунду, ответил Бранниган.
Глава 7
Раздался звон колокола, призывающий сопроводить в последний путь Жана Луи. Во главе траурной процессии неспешно ехал катафалк. На облучке сидел худощавый раб, одетый в простую рубаху с чрезмерно широким для его худой шеи воротом. Гроб лежал на открытой телеге, украшенной черными лентами и цветами. Процессия медленно продвигалась по тряской дороге по направлению к семейному кладбищу Журденов, которое располагалось на вершине холма неподалеку от Эритажа. За катафалком переваливались с кочки на кочку еще несколько повозок. Сразу за черной телегой ехал Раф Бастиль, управляющий Эритажа. В повозке сидели Сюзанна, Анжелика и Зенобия. Остальные три повозки везли приглашенных на похороны из Саль-д'Ор, Виктуара и Бельшаса.
На фоне траурных, покрытых черными тканями повозок с господами рабы казались толпой клоунов. Все они надели лучшие одежды, смеялись и пели свои песни. Несмотря на протесты Анжелики, Сюзанна настояла на том, чтобы неграм позволили проводить хозяина в последний путь так, как велят их обычаи. Многие принесли с собой тамбурины и прочие самодельные инструменты. Они танцевали, пели и играли на барабанах.
Наконец процессия достигла вершины холма. Люди спешились, оставив лошадей за воротами кладбища. Герцог, Филипп, Леон и Теофил взяли гроб на руки и, кряхтя под его весом, понесли к вырытой могиле. Помимо свежевырытой ямы, на кладбище было только две могилы: Анри и Люси Журден. Надгробных плит не было, и месторасположение могил можно было определить лишь по искусно сделанной скульптуре трехметровой высоты, изображающей преклонившего колено ангела с простертыми к небесам руками. Поначалу, когда статую только изготовили, многие жители Пристани считали ее претенциозной и даже вычурной, но по прошествии лет известняк потускнел, повытерся, да и просто примелькался.
Когда гроб уложили на ремни, подготовив к спуску, все собрались тесным полукругом у могилы. Яму вырыли строго с востока на запад, поскольку суеверные негры, как и многие белые, считали, что мертвые должны смотреть на восток, ожидая часа, когда Гавриил протрубит на восходе.
Сюзанна, сжимая в руках католический требник, вышла вперед и подняла черную вуаль. Она оглядела толпу собравшихся сухими глазами на бледном сосредоточенном лице.
– О, Господь наш, – начала она, открыв требник. – Не суди строго раба твоего у престола, поскольку ни один человек не праведен, покуда ты не простишь ему грехи его. Мы, собравшиеся здесь, умоляем тебя сжалиться над усопшим, что вскоре предстанет перед судом твоим, и взываем к твоему милосердию. Лишь твоя благосклонность может спасти его душу и избавить от мук ада, коих он заслуживает, поскольку при жизни предавался грехам смертным. Заклинаем, сжалься над ним и впусти душу его во врата рая. Аминь.
Речь Сюзанны на этом закончилась, и люди были удивлены ее краткостью. Девушка отступила от могилы и дала рабам знак, чтобы они опустили гроб.
Сет вышел вперед с банджо. Он подошел к статуе ангела и присел на ее основание. Он не плакал, но горе в его глазах было искренним. Опустив голову, мальчик начал наигрывать грустную мелодию и петь. Вскоре все негры подхватили знакомый им мотив.
Сюзанна молча подошла к могиле и по традиции бросила горсть земли на крышку гроба. Каждый из присутствующих сделал то же, и рабы начали зарывать могилу. Глаза Сюзанны заволокла пелена. Что бы ни ждало ее впереди, она будет стойкой, и мужа своего она всегда будет вспоминать добрым словом.
Ройал вернулся в Эритаж незадолго до окончания похорон и направил Звездочку прямиком в конюшню. Он заметил, что похороны еще продолжаются, только когда услышал звуки траурных песен. Стоя на открытой веранде, он был поражен красотой мелодии. Хотя она была ему знакома (негры в тюрьме часто пели эту песню), но только сейчас он начал понимать смысл ее слов, где речь шла о свободе. Но если в тюрьме он всегда считал, что негры поют о свободе от уз рабства и тюремных решеток, то сейчас он понял, что пели они о свободе бессмертной души.
Когда Ройал зашел в дом, то единственным звуком был топот шагов. Молчали даже огромные напольные часы в гостиной, которые остановили в час смерти Жана Луи. Все зеркала были закрыты материей или перевернуты к стене. Все это навевало на Браннигана депрессию. Даже радостное чувство, с которым он приехал от Джулии Таффарел, улетучилось без следа под натиском духа смерти, царившего кругом.
Ройал прошел к себе в комнату и начал мысленно готовиться к предстоящему разговору с Сюзанной и Анжеликой. Ему было очень трудно, ведь он был здесь чужаком, к тому же незваным чужаком. Не с кем поговорить, не с кем посоветоваться, некому доверять. Он чувствовал себя одиноким и несчастным.
Семейный адвокат Жильберо Мендоса прибыл в Эритаж вскоре после того, как женщины вернулись с похорон. Один из рабов проводил его в библиотеку, где его уже ждали.
– События, – начал он, переходя сразу к делу, – поведанные вам американцем, соответствуют действительности. Я опросил всех свидетелей случившегося, а с мадам Одалиски даже взял письменные показания. Могу я взглянуть на бумагу, написанную Жаном Луи?
Сюзанна протянула ему расписку, и он, надев на кончик носа пенсне в золотой оправе, внимательно перечитал ее несколько раз.
– Мне очень жаль разочаровывать вас, но эта расписка выдержит претензии в любом суде.
Анжелика раздавила розу, которую сжимала в руке. Сюзанна только слегка нахмурилась, она не рассчитывала на чудо, но все же какая-то надежда жила в ней до этой минуты.
– Это еще не все, – сказал Мендоса, извлекая из кармана пиджака листок бумаги. – Вот список долгов, числящихся за месье Журденом перед разными людьми, и долги эти нужно погасить в ближайшее время.
– Какого рода долги? – спросила Сюзанна.
– Преимущественно карточные. Плюс задолженность перед салуном госпожи Одалиски за… Ну вы понимаете, за определенного рода услуги.
– Но как же так! – воскликнула Сюзанна, давая наконец волю чувствам. – Ведь у меня было неплохое приданое.
Мендоса бросил на Сюзанну полный презрения взгляд.
– Приданое жены никогда не держится отдельно. С момента свадьбы оно вливается в состояние мужа и становится частью семейного бюджета.
Последовала неловкая пауза. Анжелика ковыряла ногой пол, сеньор Мендоса молчал, ожидая дальнейшего развития событий, а Сюзанну явно шокировали слова адвоката.
– Это значит, что мы не просто остались без средств к существованию, но еще и погрязли в долгах?
