Книга Недожитая жизнь - Зое Дженни

Кристиан кивнул в знак согласия.

— Мы ни о чем не будем жалеть.

После ужина Кристиан принес из хижины одеяла и расстелил их на земле. Они лежали на них, положив под голову руки. Над ними раскинулось звездное небо, чистое и холодное.

— Звезды уже потухли, — сказал Кристиан. — Только свет их еще в пути.

— Тогда небо — это колоссальная могила звезд, — сказала Айсе и положила голову ему на грудь, которая медленно поднималась и опускалась, и они одновременно вдыхали и выдыхали, устремляя в глубину ночи единый поток дыхания, который сливался с журчанием реки, поток, который поглотил их и в котором они исчезли в совместном сне без сновидений. Они медленно отделились друг от друга, как будто после того, как они часами друг в друга врастали, это могло причинить им боль.

Когда они проснулись, то по-прежнему лежали в той же позе — голова Айсе на его груди, ее ноги переплелись с его ногами. Они, будто с болью разламываясь после того, как часами скреплялись и подгонялись друг к другу, медленно-медленно разделились. Откатившись в стороны, они смотрели друг на друга сквозь траву, не произнося ни слова. Высоко над ними проплыл сарыч. Айсе сорвала длинную соломинку и обвела рот Кристиана. Кристиан навалился на нее, и так они катились до самого края поляны, под тень дерева.

Освежившись в реке, они снова отправились к змеиному гнезду. Две змейки уже вылупились и лежали свернувшись колечком, величиной со спичку, рядом с матерью. Вот одно из яиц легонько зашевелилось. Как в замедленной съемке, из скорлупы высунулась головка, крошечная змейка с открытой пастью выскользнула из белой кожицы, которая после этого сморщилась, как воздушный шарик. Змейка, судорожно дрожа, поползла вдоль листа, в этот момент мать внезапно встрепенулась, подняла голову, широко разинула пасть, так что стали видны острые зубы, и в долю секунды проглотила детеныша.

Айсе зажала ладонью рот, как будто ее тошнило, оцепенело посмотрела на Кристиана и убежала.

Перед хижиной она принялась расхаживать взад и вперед.

— Надо забрать у нее оставшиеся яйца. В конце концов она их всех сожрет! — в негодовании заявила она.

— Ну нет, — спокойно возразил Кристиан и успокаивающе положил руки ей на плечи, — просто она голодна, — как бы извиняясь объяснил он. — Две другие ведь остались живы.

Айсе высвободилась.

— Прожорливую мать надо убить, — решительно сказала она, — чтобы могли жить дети. Иначе она всех их сожрет, эта убийца, — с этими словами она подняла с земли большую палку.

— Прекрати, — сказал Кристиан и хотел было взять палку у нее из рук. — Остановись! — крикнул он, но Айсе уже со всех ног помчалась обратно. Однако когда она добралась до гнезда, мать-змея, будто почуяв неладное, исчезла. Листья в том месте, где она лежала, были примяты. Айсе ползала по подлеску, приподнимая каждый более-менее крупный камень.

— Ты от меня не спрячешься, я до тебя доберусь, убийца проклятая! — шипела Айсе, палкой пробивая себе дорогу в зарослях. Густой колючий кустарник царапал ее обнаженную кожу на руках и ногах. Но Айсе продолжала поиски, углубляясь все дальше в лес, в чуждую среду, которая становилась все более непроходимой и враждебной. Ветви нещадно хлестали ее по лицу. Было жарко, пот струился у нее по шее, и мухи жадно набрасывались на небольшие кровоточащие ссадины на ее теле.

Тем временем Кристиан развел огонь, дерево трещало в пламени, и в голубое небо поднимались клубы дыма. Было уже далеко за полдень, когда Айсе вернулась назад. Исцарапанная до крови, с лоснящимся от пота лбом, она широкой дугой зашвырнула палку в реку.

— Ну как? — улыбаясь спросил Кристиан и подбросил в огонь полено. — Бесполезно проблуждала по лесу?

— Ее уже не было, — разочарованно ответила Айсе, — она сбежала.

В этот момент они услышали вдали глухое громыхание катящихся вниз камней.

— Похоже, камнепад где-то, — сказал Кристиан. — Но здесь нам ничто не угрожает, — добавил он.

— Я не хочу уходить отсюда, — сказала Айсе.

Они уселись напротив друг друга в свете пламени.

— Но нам придется исчезнуть до того, как вернется егерь, — возразил Кристиан.

— И куда же?

— В Италию, — ответил Кристиан, — всего несколько шагов отсюда, и мы в совершенно другой стране.

— Пиза! — восторженно воскликнула Айсе. — Флоренция, Рим!

— Куда ты только захочешь, — сказал Кристиан и на четвереньках пополз вокруг кострища. — Я женюсь на тебе, если ты мне пообещаешь, что не будешь есть своих детей, — сказал он.

Вместо ответа она жарко впилась ему в губы.

— На двоих нам тридцать три года; впереди у нас целая жизнь, — сказала она, откинула назад голову, и заходящее солнце осветило ее смеющийся рот.

А потом Айсе танцевала на выступе скалы и вспоминала о Зафире, как детьми они где-то в этих краях играли в свадьбу и обещали друг другу никогда не разлучаться. А потом она вспомнила о Сезен, — она останется лучшей ее подругой, даже если им не суждено больше свидеться. Об Ате, которая отныне вынуждена в одиночестве навещать своего умершего мужа. О Маттео, который скоро уже отправится в свое большое путешествие, а она должна еще отослать ему свой дневник и ключ от ателье; потом она думала об отце и о матери, которые уже наверняка разыскивают ее. Со всеми ими она была связана, невзирая на разделяющее их расстояние в сотни километров, и в вечерних сумерках она пела для них свой стих и желала, чтобы они были так же счастливы, как она сейчас.

Она сама и птица, и гнездо,

и взмах сама, сама же и перо,

сама и воздух, и сама полет,

сама добыча, и сама копье,

она и ветвь, и плод —

и птица, и гнездо.

На следующее утро Кристиан поставил на лужайке стул и ржавыми ножницами, которые Айсе отыскала в хижине, остриг ей волосы.

— В таком виде тебя никто теперь не узнает, — сказал он, держа в руке ножницы.

Айсе потрогала голову, которая показалась ей голой.

— Ты обнажил меня, — сказала она, — как ни один человек еще не обнажал другого, — и посмотрела на волосы, черной безжизненной массой лежавшие на земле.

Затем, взяв сумку, Айсе в последний раз отправилась в деревню. В маленьком почтовом отделении она вложила в объемистый конверт тетрадь в голубом переплете и ключ.

«Дорогой Маттео, — набросала она в короткой записке. — Я обещала показывать тебе все, что записываю. Но я не могла отдать тебе свою тетрадь в голубом переплете, потому что она была мне необходима. Теперь я в ней больше не нуждаюсь, потому что счастлива. Однажды ты сказал, что я свободна. Но мы все свободны, если хотим этого. Возможно, мы когда-нибудь опять встретимся — где-то на белом свете. Твоя царица ночи».

Она запечатала конверт и просунула его в окошко.