Он вспоминает сны, которые подтолкнули его к поискам Эндрю, эти бесконечные ночные кошмары, лишившие его способности к сопротивлению.
Ему вдруг приходит в голову, что для Уолтера будет лучше, если Эндрю заснет.
Уолтеру легче общаться с человеком, когда тот спит.
Эта мысль прибавила ему оптимизма. Возможно, для него все закончится, и с этого момента в игру вступит сам Уолтер?
Глава двадцатая
Эндрю
Уже глубокой ночью Эндрю просыпается оттого, что кто-то ходит по его комнате в мотеле.
Действуй, как солдат, мысленно отдает он себе приказ.
Когда-то он бы разобрался с подобной ситуацией в два счета. Вскочил бы с постели — голова ясная, тело готово к действию. В течение секунды он бы принял единственно правильное решение.
Неужели он слишком стар или просто сонный? Его мозг словно опутан липкой паутиной, а все тело налито свинцом.
Он, наверное, умрет здесь, в этом незнакомом месте. И зачем он только приехал сюда?
Он садится на постели и зажигает свет. Последнее дело для уважающего себя солдата.
На стуле возле кровати сидит Уолтер. Уперев локти в колени, подавшись вперед.
На глаза ему падают несколько прядей волос и он убирает их назад, запустив пальцы в волосы движением руки ото лба к затылку.
Ему примерно двадцать один год. Он выглядит точно так, каким его видел Эндрю в последний раз.
У него пробивается щетина, военная форма заляпана грязью, порвана в некоторых местах. Плечо, карман, лацкан. Хорошо знакомая улыбка.
Он произносит:
— Ну, здравствуй еще раз, дружище.
— Ты хочешь обидеть меня?
Уолтер откидывается назад на спинку стула и скорбно качает головой. Закатывает глаза к потолку.
— Помилуй, Эндрю, то же самое ты говорил в последний раз. Неужели нельзя придумать что-нибудь новенькое?
— Чего ты хочешь? Зачем ты здесь?
— Это вместо приветствия? Я пришел, чтобы сообщить тебе кое-какие сведения. Посмотреть, как ты к ним отнесешься. Помнишь, я подсказал тебе, чтобы ты проверил, куда ездила Мэри Энн. Ты так до сих пор и не поблагодарил меня за это.
— Может, лучше бы мне было этого не знать.
— Эндрю, Эндрю, Эндрю. Какой ты несговорчивый старик. Тебе очень трудно помогать. Упрямый. Скрытный.
— Хорошо, пусть я такой. Зачем тогда ты пытаешься мне помогать?
— Очень хороший вопрос, Эндрю. Наверное, все дело в том, что я люблю тебя несмотря ни на что. И мы нужны друг другу. Больше, чем ты думаешь, дружище. Как бы то ни было, я пришел, чтобы сказать тебе одно: все это правда.
— Что все?
— Ты знаешь. Все, что Мэри Энн пыталась сказать тебе о Майкле Стибе.
— Она слишком эмоциональная женщина.
— Ты говоришь так, будто не одобряешь этого.
— Меня эмоциями не проймешь.
Уолтер задумчиво кивает, во взгляде его появляется некоторая отстраненность.
— Хорошо, дружище. Тогда придется пойти трудным путем. Я пытался избавить тебя от волнений.
Теперь стул пуст, и в комнате тихо.
* * *
Эндрю открывает глаза. Он вовсе не сидит на постели, как это ему казалось. Свет не горит.
— Просто сон, — громко произносит он, как будто пытается убедить в этом кого-то, сидящего рядом.
Он переворачивается, зажигает свет и внимательно осматривает комнату.
Удовлетворенный, он выключает свет и снова засыпает.
* * *
В его новом сне он знает, что ему все снится, и от этого ему спокойно.
Он сидит на краю пирса, свесив ноги.
Уолтер сидит рядом, в своих неизменных белых парусиновых брюках и в белой рубашке с закатанными рукавами, в которых припрятаны сигареты «Лакки».
Стоит весна, еще прохладно, и ветер надувает его рубашку парусом.
Чайки кружат над их головами, а Уолтер швыряет им черствый хлеб, доставая его из коричневого бумажного пакета.
— Эй, посмотри-ка. — Эндрю показывает ему на новенький автомобиль, припаркованный на тротуаре. Это одна из последних моделей, с модным задним стеклом. Автомобиль стоит слишком далеко, чтобы прочитать марку.
— «Додж», — говорит Эндрю.
Уолтер смеется над ним и, едва разжимая губы, произносит: «Плимут. Бетча».
— Может, подойдем, проверим?
— Нет, черт побери. — Он швыряет очередной кусок хлеба, и чайки с криком ныряют за ним. — Слышишь?
— Что?
— Слышишь, что они сказали?
— Да, они сказали «Скуок».
Уолтер раздраженно трясет головой.
— Ты неправильно слушаешь. Кстати, Эндрю, ты веришь в перевоплощение?
— Нет, конечно, нет.
Уолтер широко улыбается и хлопает Эндрю по спине.
— Поверишь.
Хлопок по спине заставляет его проснуться, и слова звенят в ушах, когда он открывает глаза.
* * *
Эндрю просыпается и смотрит на часы. Половина шестого.
В шесть он звонит в местную автобусную компанию узнать, когда отправляется первый автобус в аэропорт.
В семь пятнадцать он уже в автобусе, на пути к дому.
Глава двадцать первая
Уолтер
Мою маму зовут Милли, и я ее любимчик. И все это знают. Отец, Робби, Кейти. Люди, которых мы едва знаем. Мама, собственно, и не скрывает этого.
Но во мне это порождает странное чувство вины. Всю жизнь приходится из кожи вон лезть, чтобы угодить тем, кому не досталось столько любви. Сейчас приведу один пример, и вам станет ясно, что я имею в виду.
Я возвращаюсь домой из центра города, где мы гуляли с Эндрю. Мне около шестнадцати. Студент-второкурсник. Стоит зима, едва закончился сильный снег. Он все еще белый и красивый. И когда наступаешь на него, не слышно ни звука. Даже легкого скрипа. Он очень мелкий и сухой.
Мы болтаем о спорте, о футболе, если точнее, растираем руки снегом, наблюдаем за тем, как вырывается изо рта пар.
И вдруг мы видим какого-то малыша, которого дразнят двое детей постарше. Дело происходит на лужайке начальной школы — ну, вернее, летом это лужайка. Вскоре мы можем различить, что дразнят девочку. И не какую-нибудь, а мою сестру Кейти. К ней привязались двое мальчишек, и один из них так сильно залепил ей в спину снежком, что она упала в снег лицом вниз. А может, она просто поскользнулась, пытаясь убежать. Издалека трудно определить. Пожалуй, из такого енега не вылепишь снежков, которыми можно сбить с ног. Как бы то ни было, она лежит на земле. И один из мальчишек держит ее, не давая возможности подняться, а второй кидает ей в лицо и за шиворот снег.
