— А чего Гарольд? Его никто не спрашивал. Тут такое дело, пацан: интернат закроют, базу продадут. Мы же тут располагаемся по соседству со взрослой командой. А здесь лесная зона отдыха. Считай, заповедник, Беловежская пуща. А дом у нас роскошный, с массажными кабинетами, бассейнами-тренажерами и тэ дэ. Тут можно такой пансионат отстроить. Ну, дом отдыха, понял? Да хоть бордель с путанами. Видел, сколько здесь комнат? Так вот, в каждой комнате можно спокойно посадить по путане. А вместо поляны нашей — четыре теннисных корта. Вот, короче, слух и прошел, что хозяева наши новые хотят из этой базы элитный санаторий сделать. Ну для разных иностранцев, для козлов богатых, чтобы база наша не в убыток им была, а большие доходы приносила.
— Ну, мы можем без базы. На стадионе.
— Стадион они тоже закроют, потому что по всем международным требованиям играть на нем уже нельзя, а денег на его восстановление тоже нет. Из стадиона рынок сделают, понял?
— Обычный рынок — со шмотками, китайцами, вьетнамцами. За аренду торговых площадей опять же большие деньги пойдут.
— Да ничего не будет. Выбросят всех на улицу, и дело с концом. Интернатскую команду распустят. Ну, возьмут, может, человек пять самых лучших в дубль, а остальных по заштатным командам распихают. Да ты не ссы, пацан, тебе-то чего волноваться? Ты без работы не останешься. Нет, конечно, все может быть. Да ты чего так напрягся? Ты делай свое дело и ни о чем не думай. Вся наша судьба на небесах расписана и заранее известна. Что будет, то и будет.
— Не могу я без этого… не могу без игры.
— А ты и не моги. Ты не моги, и она, так случится, не сможет без тебя. Понял?
12. Там и тогда
Архангельское
Август 1996
Из зеркала глянуло на Семена недовольное, заспанное лицо, с угрюмо сдвинутыми бровями — он их не сдвигал, они сдвигались сами. На зубную щетку с разлохмаченной щетиной Шувалов выдавил белую жирную гусеницу из полупустого тюбика с пастой, потом сунул щетку за щеку и начал механически массировать десны.
За спиной же его тем временем началось какое-то торопливое приготовление, замелькали какие-то темные фигуры. В зеркале, заляпанном пастой, различил он за своим плечом глумливую физиономию Королькова.
С ним были Аристов, Кузьмичев и Самодин. В дверях же Семен рассмотрел долговязого горбоносого Феликса Глухова, который упирался мощной ручищей в косяк и настороженно выглядывал в коридор. Весь интернат уже должен был отходить ко сну, и за окнами, по нижней половине закрашенными, ничего не было видно. Лишь чернильная темень и отражения тех, кто внутри.
— Вы чего? — изумленно спросил Семен, обернувшись к ним и отступая.
— Мы-то? — ответил ему Корольков, как-то скрыто ухмыляясь. — Мы-то ничего. Мы с тобой, Шувалов, просто поговорить хотели. Ты чего так напрягся?
— Ничего.
— Не скажи, не скажи. Мы же видим. Раз напрягся, значит, есть тебе чего опасаться.
— А чего вы со спины заходите? Так любой бы напрягся.
— Не любой, Шувалок, не любой. У какого человека совесть чиста, так тот, я так думаю, не напрягся бы. Базар к тебе есть.
— Что за базар?
— А то ты не знаешь.
— Не знаю, — ответил с вызовом Семен.
— Ну, придется тогда тебе объяснить, — с издевательской медлительностью проговорил Корольков. — У нас в интернате, по последним проверенным данным, крыса завелась. У Аристова, все знают, «Сонька» пропала, так? Серебристый плеер новый, который мы все у Аристова видели и который он нам послушать давал. Так увели у Аристова плеер. Не иначе как в прошлый четверг, как раз во время обеда. Витек его хватился, когда после обеда в тумбочку полез. А до этого три недели назад у Самодина такая же, только черная, «Сонька» пропала.
Про пропажу «плееров» Семен, разумеется, знал. Пропали бесследно, с концами, и все до сих пор не знали, на кого и подумать.
— Так вот, значит, в тот день, — продолжал Корольков с медлительным нажимом, — когда ты, Шувалов, помнишь, в холле сидел и «Ювентус» — «Милан» свой досматривал, в то время как мы уже на обед пошли.
Я еще удивился, потому что это вроде как повтор был, а игру ты еще день назад с нами вместе по ящику смотрел. И какого тебе хрена, спрашивается, понадобилось смотреть то же самое по второму разу? Вот и я не знаю… Так вот, если проверить, все остальные пацаны в ту самую минуту за столами были — все до единого, кроме тебя. Да еще Павлюченко, но к Павлюченке в тот день мать приехала, и они у ворот в это время тетешкались. Совпадение, скажешь? Ну да, совпадение. Только вот откуда у тебя всего лишь через день деньги взялись? Причем целая сотка. На которую ты пацанов мороженым и пивом угощал. Бескорыстная щедрость типа, да?
В глазах у Семена отчаянно защипало от незаслуженной обиды, от жестокой напраслины, которую на него возвели. В груди все сжалось, как всегда с ним бывало в предчувствии неминуемой драки. Но сейчас, конечно, силы были слишком неравны.
— И, по-твоему, я плеер увел? — постарался он ответить как можно ровнее.
— Ну а как же ты думал? За обедом ведь никто тебя не видел. Так и не пожрал, по ходу, в тот самый день. После хавки мы возвращаемся, а ты как ни в чем не бывало спокойно перед ящиком сидишь. Отлучался ты куда-нибудь за все это время, никто нам сказать не сможет. И, главное, сотка-то у тебя откуда? Мамочка прислала? Да ни х… она не прислала. Я сам собственными ушами слышал, как она тебе двумя днями раньше говорила: как хорошо, мол, сынок, что ты здесь на всем готовом, а то у нас сейчас с этими похоронами совсем денег нет. Ну так и откуда сотка? Сам смотри: у Аристова в четверг пропадает «Сонька», в пятницу мы едем на «Динамо» и ты трешься вместе со всеми на толкучке, а под вечер у тебя появляются деньги. Не иначе плеер кому загнал. Больше сотку тебе взять неоткуда. Или, может, у тебя еще есть что загнать? Может, у тебя в трусах яйца Фаберже? Вот в том-то и дело, что нет.
— Эти деньги мне дали.
— Да ты что? Это кто же тебе дал и за что?
— Мужик один дал на стадионе. Подошел после игры и дал.
— Да ты что? И чего он сказал? «На те, мальчик, сотку за красивые глаза»?
— «Молодец», сказал.
— Ну конечно. Ты ему, типа, глянулся своей превосходной игрой? Он в тебе Кантону разглядел?
— Не знаю. Наверное.
— Да кому ты втираешь? Слушай, а может, он п… был? Он, может, тебя, Шувалов, за сотку пару раз натянул? А мы и не знаем. Надо всем рассказать. Короче, кому ты втираешь? Чтобы поверили, что тебе мужик за так сотку дал? Значит, откуда у тебя появилась сотка, ты ответить не можешь?
— Я ответил.
