— Безработных во всяком случае хватает… Да, кстати, а каким образом ты очутилась вместе с Медведевым?
— Случайно встретилась в коридоре… А что?
— Да ничего, — невольно помрачнел Игорь, вспомнив, как жмурился Медведев, смакуя разговор о Наденькиных прелестях. — Ты с ним поосторожнее. Он вообще тип сомнительный.
— Почему?
— Черт его знает! Его довольно трудно раскусить, это крепкий орешек. Но мне кажется, что он не только физически, но и духовно косоглазый: одним глазом — нашим, другим — вашим. С ним можно влипнуть в грязную историю.
— А по-моему, он просто бонвиван, которому на все наплевать. И в этом смысле он куда лучше всех этих старых маразматиков вроде Сперанского. Черную лестницу собираются, я слышала, закрывать, чтобы «зараза» не расползлась.
— Может быть, они и правы, — сказал Игорь без излишней убежденности, краем глаза взглянув на Наденьку: нет, она ничего не знает. Он с самого начала подозревал, что Надька примет сторону Евдокимова. Ее к этому обязывал хотя бы темперамент. Что же касается его позиции, то она, если разобраться, была ничейной: интересы Евдокимова и декана оставались для него в равной степени безразличными. Он просто сыграл на закрытии лестницы и сорвал банк. Перед Наденькой ему хотелось похвастаться победой над Сперанским, вовсе не вдаваясь в ее сущность, как личным достижением: я победил, порадуйся со мной; вот и все. Но сейчас он с удивлением ощутил, что эта победа за время, которое прошло после разговора в профессорской, утратила для него значительную часть своей привлекательности, превратилась в малозначительное происшествие. «Да, человек быстро привыкает к победе, следы оставляют только поражения», — мелькнуло у Игоря.
— Что плохо в тебе, так это то, что ты ортодокс, — заявила Наденька. — Ты готов оправдывать любые действия начальства, даже самые невероятные.
Брови Игоря сдвинулись.
— А знаешь, что в тебе хорошо?
— Что же?
— То, что ты ортодокс не по призванию, а по служебному положению… а это исправимо! — Наденька откинула назад голову и залилась смехом.
Игорь снисходительно улыбнулся. Никому другому в жизни не позволил бы он подобного рода высказывания, оборвал бы на первом слове, перестал бы здороваться, но для Наденьки он делал исключение за исключением и находил в этом какое-то тайное удовольствие. Наедине с ней он позволял себе роскошь не быть начеку.
— Просто я более ответственный человек, чем ты — нигилистка! — он вдруг набросился на нее и ущипнул за ухо. Машина круто вильнула в сторону.
— Не щипайся, я не нигилистка. — весело закричала на него Наденька. — Веди машину, я еще жить хочу!
— Как же ты не нигилистка, когда все отрицаешь… все! даже то, что ты нигилистка! Да ты нигилистка в квадрате!
— Куда ты меня везешь?
— К себе… А что?
— А то, что степень твоего нигилизма вообще трудно измерить!
— Почему? — удивился Игорь. — Что же я отрицаю?
— Супружескую верность!
Она сбросила плащ в прихожей, он подхватил его, вместе со своим нацепил на вешалку и тут же, в прихожей, поймал ее, привлек к себе и принялся целовать, зацеловывать, а потом на руках понес в комнату и, не давая ей перевести дух, осмотреться, опомниться, начал раздевать нетерпеливыми руками — снял зеленое короткое платьице с золочеными пуговками, колготки, голубенькие трусики… пока не осталась на ней одна только тоненькая золотая цепочка (его подарок) — «ты лохматишь меня, сумасшедший!» — а он наклонился и, лаская, целовал ее маленькие груди с набухшими сосками, потом живот, языком щекотал пупок и гладил упругие нежные ягодицы; он спрятал лицо между ее бедер: дурманящая теплота, невыносимое наслаждение, до стона, до обморока — и она впилась! — не больно ничуть! — ему в волосы и вздрагивала от ласк… он застонал, с мукой оторвавшись от нее, и стал, не помня себя, срывать с себя одежду, словно она вспыхнула на нем факелом — и они, голые, свалились на диван, обвиваясь ногами, руками, не отрывая губ от губ. Сладкая судорога пробежала по ее телу: она ойкнула, поджала ноги и приняла его целиком, руками касаясь его бедер, так что в каждое мгновение он был у нее в руках, в теплых, ласкающих ладошках; и пока блаженство накатывалось волнами — мир, вселенная, человечество с его бедами и надеждами, христами и мао-цзэдунами утратили всякое значение, слиняли, растворились в горячем головокружительном потоке… «Я мечтала об этом, когда болела», — шепнула она. «Я тоже… все время», — выдохнул он в ее раскрасневшееся лицо…
Он достал плед, чтобы накрыться, из бара принес бутылку армянского коньяка. Они грели рюмки в ладонях, попивали не спеша, кайфовали…
Наденька, наконец, осмотрелась. Комната была большая, светлая, с двумя окнами. Уважение внушал роскошный вишневый ковер во весь пол. Расстановка мебели не свидетельствовала о вкусе (конечно, хозяйки!); казалось, как внесли ее рабочие, как поставили, так она и осталась стоять до сих пор. Да и сама мебель — какая-то разнокалиберная. Слишком громоздкий письменный стол со старомодной грибообразной лампой, к которому вовсе не подходит легкое, крутящееся креслице… На столе валялись в огромном количестве газеты и книги; стоял телефон. Как только Наденька взглянула на него, он словно проснулся от ее взгляда и зазвонил. Неожиданный звонок в тихой квартире заставил ее вздрогнуть. Игорь не шевелился. Телефон звонил долго, терпеливо, потом оборвался на ползвонке, но не прошло и полминуты, как зазвонил снова.
— Черт возьми!
— Не надо, — попросила Наденька, — ну его!
— Затерзает он нас! — с раздражением выкрикнул Игорь. Он подошел к телефону:
— Я слушаю.
— Алло, Игорь? — Тесть говорил не «алле», а «алло»; выходило как-то очень некультурно. Только теперь до Игоря дошло, что тестю он так позвонить и не собрался.
— Я, Александр Иванович, — сказал Игорь без особого подъема. — Да, только что вошел. Еще в лифте слышал… Да-да, конечно, это очень толковый человек (о Стаднюке). Все прошло замечательно! Спасибо! Большое спасибо!.. Ужинать?
— Да, давай приезжай, — гудела трубка. — У тебя машина бегает? Ну вот, садись и приезжай. Или хочешь, Григория пришлю? Он еще не уехал в гараж.
— Я не смогу приехать, Александр Иванович.
— Что значит «не смогу»? Я из буфета клубнику принес — небось, в этом году еще не ел… болгарскую! Круу-у-пная, зараза! и пахнет…
Голый Игорь нетерпеливо поворачивался на кресле из стороны в сторону, поигрывая коньячной рюмкой.
— Давай-давай, — настаивал тесть. — Сегодня футбол по телевизору, вместе посмотрим.
— Александр Иванович! — взмолился Игорь. — Мне… мне, у меня срочная работа: мне нужно статью одну по рабочему движению рецензировать к завтрашнему дню.
— Ага! — засмеялась Наденька, с дивана грозя пальцем Игорю. — Это теперь называется — рецензировать статью по рабочему движению.
