Замысел сплошной коллективизации
В том, что крестьянству в нашей стране суждено пойти по пути кооперирования, в конце 20-х годов не сомневался, пожалуй, ни один экономист. Все оттенки мнений – от Н. Д. Кондратьева до Е. А. Преображенского – сходились в признании неизбежности и прогрессивности перехода сельского хозяйства на путь кооперативного производства. Но даже в среде аграрников-марксистов сталкивались весьма разноречивые суждения о том, какой быть кооперированной деревне и как превратить крестьянина из единоличника в «цивилизованного кооператора». Эти споры отражали противоречивость тех реальных экономических предпосылок кооперирования, которые сложились к концу 20-х годов в СССР.
Кооперация очень медленно переходила от своих первичных форм – сбытоснабженческой, кредитной, потребительской, по переработке сельхозсырья, по эксплуатации машин – к производственной кооперации, к коллективным крестьянским хозяйствам. Да и возникавшие первые колхозы оставляли еще желать много лучшего.
В этих колхозах еще чрезвычайно слаба была материально-техническая база крупного коллективного производства (выдвигался даже тезис о «мануфактурном» характере производства в таких хозяйствах). В 1928 г. на Кубани из 1026 новых колхозов только 19 имели тракторы. Да и другим инвентарем коллективы были снабжены не лучшим образом. Велико было количество слабых мелких колхозов, нередко они распадались или происходили массовые выходы из них[165]. В колхозах преобладала беднота – лица без средств производства или со средствами производства до 400 руб. составляли в 1928–1929 гг. 72–78 % членов колхозов. На один колхоз приходилось в среднем 17,7 крестьянского двора, и лишь 20 % колхозов имели тракторы[166]. Многие организационные слабости колхозов были связаны с почти полным отсутствием в деревне квалифицированных кадров, что ясно осознавалось в тот период: «Трудности, проистекающие от элементарной неграмотности, неизбежно скажутся с еще большей силой в ближайшем будущем в связи с переходом к массовому созданию крупных колхозов»[167].
Сложность решения вопроса о техническом и кадровом обеспечении колхозов и полная невозможность в короткие сроки поставить каждый колхоз в этом отношении в более или менее нормальные условия вызвали напряженные поиски выхода. И такой выход был найден в виде тракторных колонн, положивших начало созданию машинно-тракторных станций. Это позволило, концентрируя ресурсы и квалифицированные кадры, обслуживать значительное число хозяйств – как коллективных, так и индивидуальных, на деле демонстрируя преимущества крупных хозяйств в использовании техники.
Но эта форма неизбежно несла в себе противоречия, связанные с попытками преодоления технической отсталости на ограниченной материальной базе. Пути разрешения этих противоречий виделись по-разному. Одни выступали против идеи МТС, указывая на то, что это означало бы отчуждение от крестьянства основных средств производства, и полагая, что «единственным правильным решением вопроса о судьбе, перспективах развития колонны (тракторной. – А. К.) является решение о передаче на определенной ступени развития колхоза в собственность последнему всего технического оборудования колонны»[168]. При всей абстрактной правильности такого подхода реальные материальные возможности не позволяли брать в ближайшей перспективе курс на обеспечение собственной техникой всех колхозов. Кроме того, немаловажное значение имело и сохранение этого мощного рычага воздействия на преобразование крестьянского хозяйства в руках советского государства.
Другие, отмечая противоречия, связанные с известным обособлением работ колхозов и МТС, предлагали для устранения возникающих при этом проблем составлять из МТС и обслуживаемых ею колхозов единый хозяйственный комбинат с общим планом[169]. Однако эта идея не была реализована ни в какой форме, и конфликты на почве взаимоотношений МТС и колхозов долгое время оставались больным местом аграрной экономики.
Наиболее глубокие теоретические разногласия, получившие впоследствии весьма болезненное практическое воплощение, касались оценки природы сельскохозяйственной кооперации. Прекратилось обсуждение вопроса о том, социалистической ли является кооперация в обращении, и была поднята проблема социальной природы производственной кооперации. Взгляды Н. И. Бухарина, отстаивавшего в полемике с Е. А. Преображенским социалистическую природу кооперации в обращении, были полностью отвергнуты вместе с осуждением «правого уклона». Утвердился взгляд, согласно которому кооперация в обращении может превратиться в социалистическую лишь постольку, поскольку она перерастает в производственную. Но и относительно самой производственной кооперации преобладающим становился взгляд, что любая кооперация, где нет полного обобществления труда и средств производства, является социалистической лишь по организационной форме, в которой происходит переделка мелкотоварного уклада и борются две тенденции – капиталистическая и социалистическая.
Например, выдвигался тезис, что колхозы не являются социалистическими предприятиями, представляя собой промежуточный этап к обобществленным хозяйствам. В противоположность этой позиции существовала другая, согласно которой суть коллективизации заключается не в создании крупных хозяйств, облегчающих государству возможность их регулирования, а затем и полного огосударствления, а в том, что она создает социалистические производственные отношения в коллективном хозяйстве[170].
Позиция, с которой создание колхозов сознательно или подсознательно рассматривалось лишь как средство облегчения манипулирования экономикой сельского хозяйства со стороны государственных органов, не была плодом только теоретического заблуждения. Она была отражением взглядов многих работников партийного, советского и хозяйственного аппаратов, ориентировавшихся на методы административного командования и потому делавших ставку на введение социализма в деревне «лихой кавалерийской атакой». Даже на колхозников они смотрели с подозрением, как на бывшую мелкую буржуазию.
Эта позиция выросла, разумеется, не на пустом месте, выступая односторонней реакцией на действительные противоречия колхозного движения, на колебания крестьянства и неустойчивость первых колхозов.
Уровень обобществления в колхозах в 1929 г. был еще весьма низким. Около 60 % коллективных хозяйств составляли товарищества совместной обработки земли, где не обобществлялись ни земля, ни средства производства. Но и в сельскохозяйственных артелях стояла проблема соотношения индивидуального и обобществленного секторов. Существовала возможность при распаде колхоза деколлективизации его обобществленных фондов, в том числе и тех средств, которые были получены в результате льгот, предоставляемых государством и сельхозкооперацией, если они не фиксировались в неделимых фондах, т. е. в фондах, не подлежащих разделу между членами колхоза. Поэтому столь острым в практическом плане на всем протяжении создания коллективного строя был вопрос о формировании и закреплении неделимых фондов. Накопление этих фондов стало рассматриваться как решающий момент в превращении коллективной собственности колхозов в социалистическую.
