Вся временная жизнь — одна горечь; она горька, как море, а мала, как капля: почему же мы ее любим больше вечности и той сладости, которую уготовал Бог любящим Его?
Святитель Димитрий Ростовский.
Глава 1
Приходить в себя после длительной потери сознания, вызванной аварией, душевным потрясением или неумеренной интоксикацией, — это всегда тяжелый, хотя и захватывающий процесс. Когда Аналитик наконец открыл глаза, то серьезно испугался за свой рассудок: он тут же вспомнил, что его последним впечатлением была жаба, говорящая пропитым человеческим голосом, и сопоставил это с окружающей действительностью.
Окружающая действительность представляла собою совершенно пустую светлую комнату с мраморным полом, белыми стенами и потолком. Словом, она была похожа на палату в старой больнице еще царской постройки. Через большое окно в комнату проникал приятный, неяркий и чуть зеленоватый свет. Было очень тихо. Хотя по первому впечатлению он лежал на полу, мрамор почему-то не казался жестким и холодным. Напротив, лежалось очень удобно и комфортно. В общем, принимая во внимание говорящих рептилий и тихую комнату, Аналитик сначала решил, что «Аквариум» все же удостоил его места в упоминаемом корпоративными сказаниями санатории для воинов, особенно сурово раненных в голову.
Шевеление конечностями, однако, не выявило каких-либо ограничений в движении: то есть медицинские работники, по-видимому, посчитали его тихо помешанным и пока обошлись без смирительного оборудования. Встав, Аналитик с удивлением отметил, что в комнате были лишь дверной и оконный проемы: сама дверь и оконная рама отсутствовали. Он испытал еще большее удивление, когда, как будто повинуясь его вопрошающему разуму, недостающие дверь и окно медленно проявились, как показалось, из самого воздуха. Причем были они именно такими, какими Аналитик хотел бы их видеть в приятном для глаза сочетании с бело-серым мрамором. Когда на двери и оконной раме материализовалась еще и подходящая по стилю и цвету фурнитура из матово поблескивающего белого металла, он заподозрил влияние наркотиков. Окно с нежным скрипом распахнулось, и, подойдя к нему, Аналитик решил продолжить свое наркотическое путешествие. Территория санатория, наверное, и так была выделена ГРУ по особому царскому велению. Воздействие же одурманивающего лекарства еще более подчеркнуло спокойную красоту парка за окном.
Это был удивительный парк. От здания санатория куда-то за странно близкий горизонт уходили несколько аллей, усаженных огромными старыми деревьями. В некоторых из деревьев Аналитик узнал дубы, в других — кипарисы, в третьих — платаны. Некоторые не узнал вообще, что и понятно: за всю службу в военной разведке он пока не встретил ни одного ботаника. Широкие полосы между аллеями представляли собой то по-версальски ухоженные и выстриженные геометрические фигуры кустов с вкрапленными между ними клумбами всевозможных цветов, то имитацию дикой природы — с холмами, водопадами и гротами. Повсюду виднелись великолепные статуи, которые были почему-то изваяны исключительно в одетом виде и имели постный и благолепно-назидательный вид. Что тоже было понятно: монашеская атмосфера спецслужб всего мира исключала обнаженную натуру.
Воздух был полон пением разнообразных птиц и живыми ароматами цветов и маслянистых листьев. То тут, то там среди веток деревьев мелькали олени, лани и прочая мирно гуляющая безобидная живность. Странным было то, что рядом с травоядными гуляли и хищники, которые выглядели явно перековавшимися. «Им, может, тоже чего вкололи, — мелькнула у Аналитика сумасшедшая мысль, — да нет, такой роскоши даже у императоров не было, просто львы с тиграми какие-нибудь прирученные. В ГРУ и тигра вегетарианцем сделают…» Как будто подтверждая эту мысль, из лесу вышел огромный уссурийский тигр, аккуратно вынесший в зубах заблудившегося ягненка. Тигр нежно облизал малыша, подтолкнул его носом в попу в направлении беспокойно выглядящей и жалобно блеющей мамаши и пошел себе обратно в лес. «Однако! — подумал Аналитик. — Вот это мастера! Но чем же он, зверюга, питается? Морковкой или соевыми котлетами?»
