школе только усугубило моё положение. Не то чтобы школа никогда не имела проблем с неприятными призраками – конечно, имела, но много лет назад. Когда это случилось, всех Нетронутых сразу эвакуировали и привлекли федеральных экстрасенсов.
– Мистер Ленард, я думаю, вам следует забрать Алекса домой. Я освобождаю его от уроков на сегодня. – Он протянул отцу что-то маленькое и стеклянное.
Когда я понял, что это, меня бросило в жар. Бутылочка со святой водой. Я выронил её в туалете.
– Что это? – поморщился папа. Он тоже узнал бутылочку.
– Уборщик нашёл её в туалете среди осколков. Мы подумали, это может принадлежать Алексу, что-то вроде памятной вещи… – директор Харпер неловко замолчал.
Отец взял бутылочку и сунул её в карман.
– Отвезите его домой, пусть он немного отдохнёт.
– О, я так и сделаю. Спасибо, директор Харпер. – Отец вывел меня из кабинета и отвёл к машине, ни разу не оглянувшись.
Я ждал, что он раскричится, начнёт меня обвинять или задавать вопросы. Но я ошибался. Гнев, зародившийся в кабинете директора, растворился в зыбкой, мучительной тишине.
Папа облокотился на крышу машины и вытащил из кармана полупустую бутылочку со святой водой.
– Давай, чемпион. Что бы ни случилось, ты можешь рассказать мне.
По его глазам я понял, что он беспокоится обо мне, но в то же время очень боится того, что я мог сказать.
Я положил ладони на прохладную металлическую крышу машины и обвёл указательным пальцем один из сигилов. У тёти Елены были доказательства, а у меня – свидетели. Сможем ли мы убедить папу, что я действительно вижу призраков? Что я правда экстрасенс? Я медленно выдохнул через нос:
– Нет, папа. Не могу.
– Почему нет? С кем ещё ты можешь поделиться, если не со мной?
– Ты никогда мне не поверишь.
– Давай проверим. И лучше тебе говорить правду, если хочешь получить её обратно, – отец потряс бутылочкой перед моим лицом.
Правду? Но он не хотел правды. Он только говорил, что хотел. И всё же я понял, что просто так он не сдастся. Не в этот раз. Я глубоко вздохнул и отогнал подальше все страхи и сомнения, которые мучили меня с тех пор, как закрутилось всё это безумие:
– Хорошо… Помнишь, я говорил, что видел кое-что… Призраков?
Его лицо побледнело:
– Ты не можешь видеть призраков. В нашей семье никогда не было экстрасенсов. И ты не исключение. Ты не имеешь никакого отношения к тем преступникам, которые чуть не уничтожили мир своими спиритическими сеансами, а теперь из кожи вон лезут, чтобы только вернуть всё обратно. Все они и им подобные никогда не смогут искупить свою вину. Ты – Нетронутый!
Я стиснул зубы и посмотрел на отца:
– Я знаю, ты думаешь, что у меня посттравматический синдром или что-то в этом роде. Но это не так. И я знаю, что ты считаешь экстрасенсов не более чем преступниками в законе…
– Так и есть. Осложнение возникло по их вине. Из-за них погибли люди.
– Все причастные к тем событиям экстрасенсы уже давно мертвы, папа. – Мне не верилось, что я защищаю экстрасенсов, когда моя мама положила жизнь на изучение истории оккультизма только для того, чтобы помочь Нетронутым бороться с последствиями их ошибок. – А те, что живут и работают сейчас, пытаются помочь. Мама бы поняла. Наверняка ты так и не смирился с тем, чем она занималась, не правда ли? – Я вдохнул побольше воздуха и вскинул руки вверх. – Экстрасенсы не плохие. Они самые обычные люди, просто умеют видеть и слышать призраков. У них даже выбора нет: никто не спрашивает, хотят ли они этих способностей. И я знаю, что у детей старше десяти они уже не проявляются, но у меня проявились. И я не знаю, как и почему. Я видел маму в больнице. – Я вытащил из-под футболки амулет, который с тех пор всегда носил на шее. – Вот откуда он у меня. Она дала его мне. Она, а не медсестра.
Папа открыл было рот, но я продолжал:
– Ты не знал, а в нашем доме живёт призрак. И в нашей школе есть призраки. И я могу их видеть. Люди верят, что федералы всё контролируют, что все эти обереги нас защищают, но это не так. И рано или поздно тебе придётся с этим столкнуться.
– О, я скажу тебе, с чем мне придётся столкнуться! – Щёки отца покраснели, а голос задрожал. – Мне придётся столкнуться с потерей клиентов и продаж, в которых мы так нуждаемся. И все потому, что мой сын думает, что видит призраков. Ты говоришь, что призраки живут у нас дома и в школе? А я говорю, что это невозможно, потому что лучшие экстрасенсы города охраняют наш покой. Стать экстрасенсом в двенадцать лет?! Да это просто смешно! Даже в десять уже поздно. Ты просто подкармливаешь фантазии в своей голове, потому что не можешь смириться со смертью матери.
Его слова резанули по живому, сделав и без того зияющую дыру в моей груди ещё шире.
Папино лицо тут же смягчилось, как будто он не мог поверить в то, что только что сказал. Я знал, что он раскаивается.
– Алекс… Прости, мне очень жаль.
Я покачал головой, в груди пульсировала боль потери, растревоженная его словами:
– Нет, не жаль. Ты оставил прошлое. Ты пережил его. А я нет. И никогда не смогу. Она была моей мамой.
– Она была моей женой, – огрызнулся отец, снова постепенно закипая.
– Да, была… И я знаю, что она умерла. Но это не значит, что я вру тебе. Это не значит, что то, что я вижу – ненастоящее.
Отец провёл рукой по лбу, злость в нём боролась с беспокойством:
– Не начинай снова, чемпион.
– Я не твой чемпион. Больше нет. Неужели ты не понял? Когда мама погибла, всё изменилось. Я изменился. Я не играю в духобол. Я не общаюсь с ребятами из команды. Я больше не делаю ничего нормального, потому что мне далеко до нормы. Я вижу призраков. Я слышу их. Не только время от времени, а постоянно. Каждый день. Дома. В школе. И они вовсе не в моей голове. – Я оттянул ворот футболки, обнажая следы на шее. – Призрак чуть не задушил меня. Призрак разбил зеркала. Тот же призрак, что разбил и мои окна.
– Хватит. Замолчи, – голос отца упал практически до шёпота.
Может, он и злился, но я злился сильнее. Он просил правду – он её получал:
– Нет. Ты хотел знать правду, и я тебе её говорю.
– Да, я прекрасно слышу, что ты мне говоришь. Ты говоришь, что я уделяю тебе мало времени. Поэтому ты бьёшь зеркала, царапаешь себе шею, выдумываешь всякие истории, лишь бы привлечь моё внимание. – Отец стукнул ладонью по крыше машины. – Что ж, Алекс, ты
