Коллер: Это трудновыполнимо, мой фюрер! Русские открыли массированный огонь по центру Берлина.
Гитлер: Я это знаю и без вас, Коллер. Выполняйте. И немедленно перебросьте личную армию рейхсмаршала из Каринхалле на защиту Берлина.
Коллер: Но, мой фюрер, у рейхсмаршала нет никакой армии.
В ответ Коллер услышал телефонные гудки.
– Он размышляет, как кретин! – зло выпалил Гитлер.
– Мой фюрер! – произнёс Борман – Постарайтесь договориться, иначе разрушений будет много.
– Да, Мартин, ты прав! – согласился Гитлер.
Не успел генерал Коллер отойти от телефона, как тот зазвонил вновь.
Коллер: Да, я слушаю.
Гитлер: Я решительно требую от люфтваффе отбить атаку на северо-востоке Берлина.
Едва собравшись с мыслями, Коллер так ничего и не успел ответить. Гитлер бросил трубку.
– Вы поступили мудро, мой фюрер! – заверил Борман.
– Пока нас, Мартин, не взяли в плен русские, надо что-то предпринимать! – произнес Гитлер. – Передайте бригаденфюреру Монке мой приказ: срочно сформировать из всех немецких сил и средств группу для обороны рейхсканцелярии. С этого дня моя Ставка переносится на нижний уровень бункера.
– Ваш приказ – для всех нас закон, мой фюрер!
– Вот и хорошо.
Заметно ухудшившаяся обстановка во второй половине дня заставила Гитлера вновь позвонить Коллеру.
Гитлер: Коллер! Действуют ли люфтваффе?
Коллер: Да, мой фюрер.
Гитлер: Сосредоточьте удар на юге Берлина.
Коллер: Да, мой фюрер, но…
Гитлер: Что «но», Коллер?
Коллер: Но связь затруднена, по крайней мере, нужно дождаться завтрашнего утра, чтобы получить об этом минимум информации.
Гитлер: Не распускайте нюни, Коллер! Генерал ли вы, в конце концов, или нет? Где реактивные самолеты? Недавно Геринг докладывал мне, что они есть у вас в наличии в Праге.
Коллер: Да, мой фюрер! Но русские так озверели в своих непрерывных бомбардировках, что они не могут вылететь.
Гитлер: Я давно знал, Карл, что люфтваффе ни к чёрту не годятся, а её командующих надо повесить. Я отдам вас под трибунал, генерал, за сопротивление моему приказу. Выполняйте то, что я от вас требую, иначе я отдам вас в руки гестапо.
Коллер: Мы предпримем экстренные меры и придём на помощь Берлину.
Гитлер: Пока не поздно, генерал, сделайте же что-нибудь. И вот увидите, перед вратами Берлина враг потерпит величайшее поражение в своей истории.
Положив трубку, Гитлер обратился к рядом стоявшему Борману:
– Дорогой Мартин! Ты лишний раз убедился в том, что мой гнев побуждает генералов к действию. Того, кто бросает в бой свой последний батальон, ждет слава победителя. Это, Мартин, говорю не я, а история голосом Фридриха Великого.
В камеру вошли два эсэсовца. Ожидая от этого появления нехорошую прелюдию, Брук всем естеством вжался в стенку кровати. Они пришли за ним. Его мир сжался до пределов этой камеры. На Брука накатил страх, парализующий разум. Сейчас арестант находился в состоянии тревожного ожидания, он разом почувствовал, как всего его охватило чувство безнадёжности. Брук почувствовал теплую влагу в уголках глаз, и до него дошло, что это слёзы. Какая будет невосполнимая утрата… Прежде всего для Кэт. От переживания этого испытываемый им ужас теперь помог очистить его мозг, избавить Брука от сожалений. Всё, что он хотел, – поскорее и безболезненно избавиться от жизни. За зарешёченным окном была слышна канонада, русские вошли в Берлин, но двоих это не волновало. Стрелитц закурил, испытывающим взглядом смотря на еврея, а Зигфрид шагнул к нему, вздёрнул за грудки и под смешок штурмбаннфюрера отпустил того на край нар. Человек терял свой облик у них на глазах.
– Радуемся жизни, еврей? – произнёс беспощадный Зигфрид. – Радуйся, радуйся. Лови момент, пока шеф добрый, завтра он может переменить своё решение – и тебя будет ждать безымянная могила. Такие евреи, как ты, рейху не нужны.
Брук молчал, Стрелитц продолжал буравить его взглядом, а потом произнёс:
– Меня начинает, Брук, раздражать это ожидание. Вы вольготно живёте в камере, а наши дети, солдаты, старики и матери гибнут под бомбёжками. Понимаете, как это несправедливо? Еврей сидит в камере, а нация погибает. Это неслыханно, чудовищно! И благодарите группенфюрера, он у нас человек добрый, будь я на его месте, то не стал бы с тобой церемониться. Кофе, сигареты, чай тебя не спасут, если папаша Мюллер будет тобой недоволен. Ты уж постарайся его задобрить, сотрудничай с нами.
– Я счастлив, что герр Мюллер предоставил мне возможность жить, – тихо ответил Брук. – И я понимаю, что должен сделать всё возможное, чтобы не вызвать его недовольства.
Его слова произвели на эсэсовцев хорошее впечатление, Брук не знал, по какой-то причине, но они поверили ему.
– Ты должен не только его благодарить, но и делать то, еврей, что он тебе прикажет, – сказал Стрелитц. – Иначе я затрудняюсь сказать, что он с тобой сделает, если ты будешь и дальше упрямиться. Ладно! Хватит тут разводить слова! Вставай и пошли!
Брук было повременил, но сильным ударом ноги в живот Зигфрид заставил
