работать в усиленном режиме, который называется «Карина на боевом взводе». Зато в половине пятого я была уже всё: и свободная, и слегка дохлая.
И, встав из-за стола, отправилась на охоту. Только вот оказалось, что начальство в своих исконных угодьях сегодня не водится, а мигрировало. Куда? В теплые края телецентра, под яркий свет софитов, обсуждать горячие темы и отвечать на жгучие вопросы в прямом эфире.
Так что я зря торопилась. Теперь вот придется убивать время до приема у врача. Я и так записалась на самое позднее, с запасом, чтобы точно не опоздать к госпоже Льдовой. Вариантов было два: остаться у себя в кабинете или прогуляться. Но я по опыту знала, что стоит только чуть задержаться на работе – и обязательно что-нибудь да прилетит. И это точно не премия. Так что, если есть возможность уйти пораньше, нужно ей воспользоваться.
К тому же меня не оставлял в покое вечер. Правда, какой именно: вчерашний, когда я шпионила за Бешметовым, или Брюллова, о котором сегодня поведала Лиза, – я еще не определилась. И пока мозг думал, моя Жозефина Павловна (а именно так именовал пятую точку один из классиков) приняла решение. Ноги сами понесли меня в сторону музея. Осознав это, я не стала менять курс и сворачивать с пути духовного обогащения, приобщения к искусству и… добыче информации.
Только решила, что пешком добираться буду долго, потому, дойдя до ближайшей остановки, села на маршрутку.
Когда же я наконец добралась до музея, то выяснилось, что тот работает, несмотря на пожар в выставочном крыле. Выгоревшая часть была опечатана. А вот центральная, не пострадавшая – распахнула двери для посетителей и радовала тех несколькими экспозициями.
Правда, билет на те я не купила, вместо того разговорившись со скучавшей у входа контролершей. Дама была уже немолода и охотно поведала мне и свои впечатления о случившемся, и сожаления о сгинувшем новеньком ремонте, завершения которого так ждали, и негодования по поводу пожарных. Последние, по ее мнению, были сущими проходимцами: могли бы и приехать пораньше, а не через семь минут, и потушить побыстрее… А еще до того, как все загорелось, постоянно нервы трепали со своими планами эвакуации, сигнализациями, проверками и прочим… А у музея все в порядке!
– И даже проводка? – позволила усомниться я и добавила наугад: – Ведь она, по версии следствия, стала причиной пожара.
– Да вы что?! – возмутилась пожилая тучная дама, всплеснув руками, и категорично добавила: – Быть такого не может. Наш электрик, Евгений Маркович, знает свое дело. У него не могло случиться никакого замыкания, вы что-то путаете. Он никогда не ошибается.
Произнеся это, она поджала губы и, гордо вскинув голову, увенчанную гулькой седых волос, посмотрела на меня уничижительно. Но взгляды не копья – глаз не выбьют и селезенку не проткнут. Так что я проигнорировала все пламенно-матерные взоры и уточнила:
– Так-таки никогда?
– Он бывший сапер, – с гордостью отозвалась билетерша. – И вам, милочка, должно быть известно, что люди этой профессии могут допустить ошибку лишь один раз в жизни, – гордо задрав нос, закончила она тоном: «Вот, человек делом настоящим занят, не то что ты, финтифлюшка!»
Я же, поняв, что ничего больше толкового не узнаю, спросила, где можно найти хранительницу музея.
– А чего это вам от Фаины Александровны надо? А?! – пошла в атаку дама, видимо обидевшись на меня за музейного электрика.
– Задать пару уточняющих вопросов. Могу показать удостоверение, – с этими словами я полезла в сумку, чтобы найти журналистские корочки.
Но билетерша поняла мои слова по-своему.
– Так бы сразу и сказали, что из органов, – недовольно фыркнула она и добавила: – А хранительницы сегодня нету.
– Она уже уехала? – спросила я, подумав, что не везет мне сегодня на начальство – и на свое, и на чужое. Оно от меня так и норовит удрать.
– Увезли, – припечатала дама и присовокупила: – На скорой из дома. Сын позвонил, сказал, что утром к матери заехал, а той плохо. Довели Фаину Александровну с этим пожаром…
Дама еще что-то говорила, а я вспоминала подслушанный накануне разговор. Во время него хранительница музея не выглядела больной. Да и вообще она мне показалось той, кто сама способна довести до нервного срыва, а то и могилы, но никак не наоборот.
Под ложечкой засосало от какого-то смутного предчувствия. Я была убеждена, что наш мир – кружево, сотканное из миллиардов судеб. Те связаны друг с другом. Порой – в тугие узелки, иногда – в воздушные петли, или вовсе это лишь мимолетные пересечения. И в этом рукоделии вселенского размаха предчувствие есть не что иное, как напряжение этих нитей.
Жаль, что я не могла предугадать, на что в этот раз сработала моя интуиция. На обрыв? Затяжку? Или на грязное пятно, портящее вид ажура? Эх… Если бы можно было влиять на все эти колебания… Тогда итог расследования был бы предсказуем и неотвратим. Как линейная алгебра в средней школе.
Но увы… В реальности возможны варианты: страшная тайна может с одинаковой вероятностью как вскрыться, так и уйти в могилу или… стать неврозом. Меня бы больше всего устроил первый вариант, поэтому я задала еще один вопрос:
– А в какую больницу увезли Фаину Александровну?
– Во вторую, что на Садовой, – отозвалась дама и осуждающе продолжила: – Но беспокоить больную – это кощунственно. Вы лучше к Ирочке обратитесь. Она в курсе всего и ответит на ваши вопросы.
– А Ирочка – это кто? – приподняв бровь, спросила я.
– Реставратор, – сухо ответила билетерша и, похоже, что-то такое увидев на моем лице (хотя, скорее, домыслив в воображении) и словно желая защитить неизвестную мне Ирину, выдохнула: – У нее просто золотые руки. Даже с самым сложным восстановлением справятся.
Я поднапрягла память, припомнив милую брюнетку в больших очках, которую увидела во время пожара. Она тогда еще выглядела, как вчерашняя школьница.
При второй встрече она показалась мне старше. То ли дело было в заляпанных краской фартуке и косынке, то ли в усталом взгляде… Одним словом, сегодня Ирина выглядела как человек того возраста, в котором уже сложно понять, что у тебя упало: самооценка, сахар или серотонин.
Узнав, что я заглянула к ней задать пару вопросов, реставратор со стуком поставила на стол небольшую бутылку из темного стекла, которую держала в руках, и произнесла:
– Следователи уже заходили ко мне вчера. Я им все рассказала.
Я бросила взгляд на сжатые кулаки девушки, на то, как она вся словно подобралась, ощетинилась, и поняла: оперативнику она ничего не скажет. Хорошо, что я им и не была.
– Да я, собственно, и не из полиции, чтобы сыском заниматься, – отозвалась миролюбиво и отметила, как опустились плечи у Ирины, а пальцы разжались. Хм… Интересненько: у нее в принципе на дознавателей аллергия
