Казарин подтвердил это. Он часто бывал в окрестностях Петербурга и стал рассказывать о них.
Леди Эдит прервала его:
– Мне говорила о них мисс Бьюкенен, дочь нашего посла в Петербурге при императорском правительстве. Она влюблена в Россию, она даже написала повесть из русской жизни.
Полковник Маршан любезно подтвердил:
– Совершенно верно! Я был по делам в Петербурге при посольстве Палеолога и на вечере в посольстве имел честь быть представленным мисс Бьюкенен…
Казарин сказал медленно:
– Это было в 1914 году?
Полковник Маршан обернулся к нему:
– Совершенно верно! Вы были там в это время?
– Да, я был в Петербурге в это время…
Маршан сказал с искренним сожалением:
– Какой город, какие прекрасные женщины! И подумать, что все это разрушено и осквернено этими варварами…
Казарин, продолжая нить своих мыслей, спросил:
– Вы, очевидно, сопровождали французского президента?
Маршан, несколько замешкавшись, ответил:
– Не совсем… Но мой приезд имел отношение к пребыванию президента.
Казарин смотрел на него в упор. И в памяти Маршана вдруг всплыло странное воспоминание, смутное, совершенно забытое ощущение… Но он никак не мог уловить связи между этим неопределенным ощущением и лицом Казарина…
Анна Ор сказала, осторожно проводя рукой по браслету:
– Я снималась в Петербурге однажды… Мне не понравился город.
Леди Эдит возразила:
– Прекрасный город…
Она случайно перевела глаза на дверь и застыла: в следующей темной комнате снова мелькнула чья-то тень… Первый момент окаменения прошел, и леди, порывисто поднявшись, прошла туда и зажгла электричество: в комнате никого не было, но что-то неуловимое говорило о том, что здесь только что кто-то был… Дверь была заперта…
Леди, немного побледневшая, вернулась к своим гостям. Она извинилась за свое отсутствие и, стараясь владеть собой, снова принялась говорить о Петербурге.
Но когда гости разъехались, леди Эдит вызвала шофера Ли-Ванга и приказала ему провести эту ночь в смежной с ее комнатой.
Молчаливый китаец сказал коротко:
– Слушаю, миледи…
Затем он спросил:
– Смею спросить миледи, долго ли мы еще пробудем здесь?
– Нет, не очень… А вы соскучились по Лондону, Ванг?
– Я только спросил, миледи.
– Лорд Холлстен спрашивал о вас в своем письме…
Китаец промолчал.
– Я написала лорду Холлстену, что вы вполне оправдываете его доверие.
Ли-Ванг низко поклонился: выражения его глаз леди Эдит не могла разобрать.
В эту ночь леди Эдит не спала: она лежала с открытыми глазами и револьвером под подушкой и ждала появления неизвестной тени, так часто посещавшей ее комнаты и интересовавшейся ее перепиской. Но тень не появлялась. Присутствие Ли-Ванга в смежной комнате придавало много мужества леди Эдит. Но это мужество осталось неиспользованным в эту ночь.
Так как спать леди Эдит не могла, то она предалась самым разнообразным мыслям.
Леди Эдит перебрала в памяти всех знакомых в Лондоне, от мисс Бьюкенен до леди Китченер, затем вспомнила лорда Алленби и его советы не ездить на Восток…
Затем мысли леди Эдит перешли на Казарина… В розовой с черным шелковой пижаме леди лежала в постели с револьвером под подушкой и думала об этом странном офицере с холодным непроницаемым лицом.
Леди Эдит была довольно наблюдательна от природы. И она, перебирая в мыслях, свои встречи с Казариным, не могла не признать, что этот человек совершенно не похож на остальных виденных ею в Одессе людей.
Он не походил на деникинских офицеров с явно бандитскими замашками, этих офицеров, являвшихся осколками бывшей царской армии, пивших в кабаре «Арлекин», где леди Эдит с брезгливостью наблюдала их. Это были, по мнению леди Эдит, туземцы, нуждавшиеся в твердой руке британского правительства для руководства их же собственной страной. Казарин не походил также на дельцов, которых леди Эдит встречала в доме банкира Петропуло, этого толстого и льстивого грека.
Он вообще не походил ни на кого из виденных леди Эдит людей, и она должна была признать, что этот человек с холодными, глазами, с непроницаемым лицом, пожалуй, гораздо интересней даже молодого лорда Грэхема в Лондоне.
Но что-то в этом человеке было чужое, никогда леди Эдит не встречавшееся… Она вспомнила одно выражение лица Казарина, когда он разговаривал с Маршаном, и ей показалось, что она где-то уже видела подобное выражение глаз…
Но сколько ни напрягала память леди Эдит, она не могла вспомнить, где именно и при каких обстоятельствах…
Во всяком случае, она решила повести решительную атаку на этого молчаливого «туземца» – так назвала про себя леди Эдит Казарина.
За окнами комнат леди Эдит царила ночь. И в этой ночи на протяжении от Иркутска до Одессы, от Москвы до Казани люди с винтовками в руках делали тяжелое и сложное дело освобождения пролетариата от собственных бандитов и от иностранных интервентов.
И та же ночь царила и над остальным миром. Антенны радиостанций вспышками электрических молний сообщали в эту ночь миру последние известия:
– Нападение повстанцев на поезд в Сирии…
– Пожар нефтяных вышек в Моссульском районе…
– Последняя речь Ллойд Джорджа…
– Взрыв боевых припасов Добровольческой армии, доставленных Францией в Одессу…
В эту ночь антенны радиостанции работали, как и каждую ночь, готовя на утро материал для утренней прессы всего мира.
И радио-приемщики с шлемами на голове, с наушниками слушали по радио ноту Чичерина, говорившую миру о предательской политике Британии и Франции на Востоке и в колониях… Они слушали радио о последнем скандале в парламенте… о переносе тела неизвестного солдата в Париж для торжественных похорон…
Радиостанции работали в эту ночь, когда леди не спала, готовясь к встрече того неизвестного, который посещал в ее отсутствие
