спешку.
Будь это управляемым экспериментом, все было бы по-другому: несколько взрослых подготовленных парней, скорее всего космодесантников, обвешанных датчиками. И завались времени на все проверки и перепроверки. Внутри аномалии не было бы случайно застрявших людей. А то, что происходит сейчас — рискованный экспромт, где на одной чаше весов угрожающая планете аномалия, а на другой жизнь подростка, без которого они не могут ее выключить.
Он снова повернулся к Роману Сергеевичу и вздрогнул, встретив его взгляд. Понял, что тот угадывает ход его мыслей. Как к этому привыкнуть? Даже мама так не умеет, не говоря об отце. Не зря этого дядьку с проницательными карими глазами поставили руководить сводной группой по разруливанию самой жопной ситуации за последние десять лет.
— Рад, что ты понимаешь, как обстоят дела, и справляешься со своими чувствами, — слова Романа подтвердили Лешину догадку.
— А что вы говорите другим родственникам? — он упрямо насупился, хоть и понимал, что для обиды нет причин.
— Другим родственникам говорим, что делаем все возможное, чтобы вытащить их родных оттуда.
— А обо мне?
— Ничего. О тебе знает только сводная группа, ограниченный круг от военных ведомств и спецслужб. Ну, и твой отец, сестра, друзья и лекошка, — на последнем слове Роман усмехнулся.
— Ладно, что дальше?
— Я отправил твой рассказ нашим специалистам для внесения изменений в расчеты и построение голографической модели супер-аномалии. Когда будет готово, поедем вместе в Управление МЧС и будем думать, как тебе вывести людей и выжить самому. А потом — о том, как тебе же выключить объект, и снова выжить. Работы еще много впереди.
Роман Сергеевич уехал, а Леша, получив разрешение у врачей, заглянул к бессознательной Дуське. Осторожно погладил за ухом тихо сопящую лекошку, и пошел следом за ребятами в парк. Выйдя на больничный порог, запахнул куртку, вдохнул прохладный воздух, пахнущий прелыми листьями. Осознал, что с момента, как раздался первый странный звонок от мамы, не расслаблялся. И это понятно. Но ведь жизнь прекрасна, не зависимо ни от чего.
Леша вдруг понял, что когда-нибудь родители уйдут, и он останется один с Ксюшей. И, может быть, с Дусей. По расчетам генных инженеров лекошки должны жить дольше обычных кошек, лет до сорока. Но это все равно меньше человеческой жизни — сто двадцать лет в среднем. А потом мысль пошла дальше, и он осознал, что и сам когда-нибудь исчезнет. И ведь давно знает, что люди смертны, но эта информация жила отдельно от него. А сейчас осознание будто сдернуло плотные шторы с окна, и в глаза хлынул ослепительный солнечный свет.
Алексей медленно спустился по невысокой лестнице и пошел к парку по дорожке, вдоль которой были высажены разноцветные хризантемы. Размышления приняли форму потока, который нельзя остановить. Он каким-то странным образом видел красоту вокруг –желтые и рыжие деревья, цветы в клумбах, котов и людей на скамейках, мелькающие в листве солнечные лучи. И одновременно плыл в потоке мыслей, не в силах остановить его.
То, с чем он столкнулся… Нет, то, с чем столкнулось уже множество людей, включая его семью, это ведь что-то совершенно новое. За той самой гранью, куда еще не удавалось заглянуть. Нечто новое об устройстве вселенной. И ему удалось соприкоснуться с этим, во всех смыслах, даже потрогать руками! Да, в лихорадке поиска, с одной лишь мыслью — спасти сначала Ксюшу с Дусей, потом маму и остальных. Но он — единственный, кто почти заглянул за пределы трех измерений! И еще, может быть, заглянет. И сможет что-то взять с собой. Или уже взял? Что, если нейронный ключ — это ключ не только к четырехмерной штуке, а к чему-то еще? Смогут ли его как-то скопировать, перенести в мозг другого человека, и что это может дать человечеству?
Леша завернул за угол больничного корпуса, который возвышался на шестнадцать этажей. Впрочем, углом назвать эту часть здания можно весьма условно. Обтекаемые формы и плавные линии не образовывали прямых углов. Вошел в протяженный парк, с множеством деревьев, кустов, цветов, прямых и извилистых дорожек. Здесь оказалось довольно много людей. Почти все скамейки заняты, на небольших детских площадках играют дети под наблюдением медсестер. Пациентов можно опознать по выглядывающим из-под верхней одежды пижамам. Кроме них, много посетителей.
Сначала он не понял, где искать ребят, но пошарив взглядом вокруг, увидел невдалеке несколько дронов рядом, на высоте десяти метров. Проведя от них мысленно линию вниз, увидел ребят на скамейке. Ольги с ними уже не было.
Роман Сергеевич предупреждал, что теперь все, кто имеет какое-то отношение к супер-аномалии, будут под наблюдением и охраной. Кроме дронов, в парке наверняка присутствуют сотрудники спецслужб, но отличить их от пациентов и посетителей было невозможно.
Леша улыбнулся и ускорил шаг. Ника увидела его и помахала рукой.
— Ну что, скучали? — широкая улыбка сама появилась на лице, как же он соскучился по обычному общению.
Каждый заход в зону действия аномалии отнимал столько эмоциональных сил, словно длился по несколько часов. Хотя, в действительности, еще ни разу он не пробыл внутри больше тридцати минут за один раз.
— Конечно, скучали, спрашиваешь, — Димка вздохнул, — а я уже начал приглядываться к бабушкиным старинным снадобьям, типа валерианки.
Ника хихикнула, но Дима серьезно продолжил:
— А что, бабуля говорит, что ее классно успокаивает!
— Современных средств не признает? — Ника смешно сморщила нос.
— Неа, мол, все эти нанокапсулы без побочных эффектов, это все выдумки маркетинга, — Дима махнул рукой, — Мампап уже смирились и покупают ей эту валерианку в спец-аптеках с раритетами.
— Лешенька, а когда ты маму вернешь? — Ксюша внезапно и по-детски прямо спросила о том, о чем было бы лучше промолчать.
Он подошел к ней, сел рядом на корточки, накрыл ее маленькие ладошки своими:
— Ксюш, я стараюсь. Но это невозможно сделать прямо сейчас. Эта штука, она очень сложная, а зайти в нее могу только я. И если я один раз ошибусь или что-то в ней причинит мне вред, больше будет некому спасать маму. Понимаешь?
Она кивнула, печально надув
