что живая природа была спроектирована и создана Богом.
Решение Докинза рассмотреть взгляды Пейли вполне уместно, учитывая, что сам Чарльз Дарвин находился под их влиянием, прежде чем осознал их неадекватность в ряде вопросов. Со временем Дарвин укрепился в мысли, что его собственная теория эволюции помогает упорядочить сделанные им подробные наблюдения значительно лучше, чем теория Пейли. Отчасти именно это побудило Дарвина опубликовать свои открытия и объяснить, почему новый подход выглядит привлекательнее[295]. В сущности, Докинз вслед за Дарвином обратился к Пейли, чтобы дополнить критику в его адрес, распространив ее на современных последователей подобных взглядов.
В «Слепом часовщике» доминируют две темы. Во-первых, речь идет о сложности биологического мира, которая будто бы указывает на божественного Творца, но на самом деле должна рассматриваться лишь как «видимость замысла», результат слепого процесса эволюции. Живые организмы эволюционируют путем естественного отбора, который «не заглядывает в будущее, не просчитывает последствий, не исходит из какой-либо цели»[296]. Во-вторых, Докинз утверждает, что дарвинистское мировоззрение исключает Бога как нечто избыточное, предлагая более совершенное и простое объяснение окружающего мира.
Этот второй момент подводит нас к тому, как Докинз понимает науку, особенно в части ее взаимоотношений с религией. В знаковом эссе «Торжествующий Дарвин: дарвинизм как универсальная истина» Ричард Докинз утверждает, что теория эволюции Дарвина – это нечто большее, чем обычная научная теория, лежащая на одинаковом эпистемологическом уровне с прочими временными теориями. Дарвинизм следует рассматривать как мировоззрение, всеобъемлющее описание реальности, «вселенский и вневременной» принцип, который можно распространить на всю Вселенную. По сравнению с этим соперничающие мировоззрения, например марксизм, следует рассматривать как «локальные и преходящие»[297]: они не имеют под собой научного основания, характерного для дарвиновской теории естественного отбора, а также лишены истинного понимания мира и человеческой природы. Согласно Докинзу дарвинизм – не просто одна из возможных точек зрения в дискуссии об этических и социальных вопросах, это основополагающее видение реальности.
Большинство эволюционных биологов согласились бы с тем, что дарвинизм предлагает описание реальности, однако Докинз и некоторые другие идут дальше, утверждая, что дарвинизм следует рассматривать как объяснение этой реальности, как мировоззрение, метанарратив, всеобъемлющую схему для ответа на главные вопросы жизни. Этот подход критиковался постмодернистскими авторами, для которых любой метанарратив[298] – будь то марксистский, фрейдистский или дарвинистский – должен быть отвергнут в принципе. Критика в адрес Докинза часто изображается как постмодернистская критика науки, однако это не так. На самом деле это критика мировоззрения, лишь претендующего на научную обоснованность[299].
Одна из главных задач Докинза в «Слепом часовщике» – бросить вызов «видимости замысла» в природе, в особенности на биологическом уровне. Указывает ли сложная структура таких органов, как человеческий глаз, на нечто, не объяснимое случайными природными силами и таким образом обязывающее нас в качестве объяснения обращаться к божественному Творцу? Как иначе объяснить повсеместно встречающиеся сложные структуры, которые мы наблюдаем в природе?[300]
Вопросы, затронутые в «Слепом часовщике», Докинз обсуждает и в более поздней своей работе «Восхождение на гору Невероятности». Главный довод, общий для обеих работ, заключается в том, что сложные вещи развиваются из простых в течение длительных периодов времени:
«Живые существа столь невероятны и столь превосходно «продуманны», что не могли возникнуть случайно. Тогда каким же образом они возникли? Ответ, по Дарвину, таков: путем постепенного, пошагового преобразования простейших первопричин; из зачаточных элементов, которые были достаточно просты для того, чтобы возникнуть случайно. Каждое очередное изменение в ходе постепенного эволюционного процесса было достаточно простым по сравнению с непосредственным предшественником и потому могло произойти спонтанно. Однако, подумав о том, каким сложным по сравнению с примитивным исходным материалом оказался конечный результат, понимаешь, что вся совокупность последовательных шагов была процессом далеко не случайным»[301].
То, что может показаться в высшей степени невероятным, надо рассматривать с учетом огромных периодов времени, которыми оперирует эволюционный процесс. Докинз здесь использует образ метафорической «горы Невероятности». При взгляде на нее с одной стороны «возвышающиеся отвесные скалы» кажутся неприступными. Однако при взгляде под другим углом склон горы оказывается «живописными лугами, отлого восходящими к удаленным плато»[302].
«Иллюзия замысла», утверждает Докинз, рождается потому, что мы интуитивно считаем некоторые структуры слишком сложными, чтобы возникнуть случайно. Прекрасным примером служит человеческий глаз: некоторые сторонники божественного замысла и непосредственного сотворения мира считают, что он подтверждает существование Бога. В одной из самых подробных и аргументированных глав книги «Восхождение на гору Невероятности» Докинз проводит мысленный эксперимент, показывая, как при наличии достаточного времени даже такой сложный орган, как глаз, мог развиться из чего-то гораздо более простого[303].
Все это – самый обычный дарвинизм. Что в нем нового, так это ясность изложения, а также подробные примеры и защита этих идей с помощью внимательно подобранных тематических исследований и тщательно проработанных аналогий. Рассматривая дарвинизм как мировоззрение, а не биологическую теорию, Докинз без колебаний выводит свои рассуждения далеко за пределы собственно биологии. Эволюционный процесс не оставляет концептуального пространства для Бога. То, что предыдущие поколения объясняли отсылкой к божественному Творцу, может быть вписано в дарвинистскую модель. После Дарвина вера в Бога уже не нужна.
Некоторые могут заключить, что дарвинизм попросту ведет нас к агностицизму. Совсем нет, по мнению Докинза, Дарвин подталкивает нас к атеизму. Теория эволюции не просто лишает понятие о Боге объяснительной силы – она полностью устраняет Бога. В эссе 1996 года Докинз утверждает, что существует только три возможных способа видения мира: дарвинизм, ламаркизм или Бог. Последние два не в состоянии объяснить мир, поэтому единственным вариантом остается дарвинизм: «Я дарвинист, потому что я верю, что единственными альтернативами дарвинизма являются ламаркизм[304] или Бог[305]. Ни одна из этих альтернатив не выполняет свою работу в качестве объяснительного принципа. Жизнь во Вселенной подчиняется либо принципам дарвинизма, либо чему-то, о чем мы еще не догадываемся»[306]. Докинз подразумевает, что дарвинизм, ламаркизм и вера в Бога – три взаимоисключающих взгляда, так что приверженность одному неизбежно влечет за собой отказ от прочих. Тем не менее хорошо известно, что многие дарвинисты убеждены в существовании сходства между дарвинизмом и теизмом. Степень этого сходства – безусловно, открытый и далеко не решенный вопрос, однако ни дарвинизм, ни вера в Бога сами по себе не требуют (хотя, безусловно, и не запрещают) абсолютистского мышления в стиле «или-или», на котором основаны рассуждения Докинза[307]. Эта крайность не следует и не может следовать из правомерного применения естественнонаучных методов, а скорее возникает из идеологической предубежденности Докинза, которая ограничивает
