Дэз, Дрэз… Хе-хе… И этого туда же. Пусть вдвоём думают. Авось надумают чего путного.
Я растерялась от неожиданности. Очнулась только, когда стражник грубо схватил за шиворот и потащил меня на выход.
— Эй! — завопила изо всех сил. — Меня нельзя в камеру! Я вообще тут не при делах!
Последнее, что я увидела перед тем, как захлопнулись парадные двери — насмешливый взгляд черешневых глаз.
Ну, приехали. Дурацкая сказка!
Глава 11
Лучшая из женщин
Я заорала и со всей дури ударила кулаком по каменной стене. Раздался жалкий шлепок. Руку словно прострелило. Взвыв, я опустилась по стене и бессильно расплакалась.
— Какого лешего ты не женишься на Белоснежке? — прошипела на Мариона, глотая слёзы. — Все приличные принцы женятся, а он, видишь ли, особенный.
— Хочешь вина?
— Нет! — рявкнула я.
В каменном мешке царила абсолютная темнота. Откуда-то чуть сквозило вентиляцией, но она не справлялась с затхлой сыростью. Темно, сыро, холодно. А ещё… ну да. Стыдно, конечно, но… Я боюсь темноты. С детства боюсь. Мама всегда оставляла ночник включённым, иначе ко мне приходили всякие чудовища.
Вот и сейчас они были где-то рядом…
Да, я знаю, знаю, что уже взрослая, и что это всё детские глупости и… Я зябко передёрнула плечами. Тишина угнетала.
— Марион!
— Что? — тихо отозвался принц.
— Ты не боишься темноты?
— Нет.
— Ты вообще ничего не боишься?
Он хмыкнул.
— Боюсь, — признался честно. — Смерти. Собак боюсь. И огня, кстати, тоже. Ты замёрз, малыш?
— Да.
— Садись рядом. Моего плаща хватит на двоих.
Я нашла принца на ощупь и села. Он накинул на мои плечи и спину полу́ плаща. Я прижалась к парню и почувствовала его тепло.
— Эй, воробей, выше нос, — рассмеялся принц. — Темница — это ещё не эшафот.
— Спасибо, утешил, — процедила я, прижимаясь к нему.
А что мне ещё оставалось делать? Он был очень тёплым. Марион принялся насвистывать «Куклу колдуна». А я и не догадывалась раньше, что вот это можно насвистывать. И вдруг вспомнила рассказ Кары.
— Слушай, ты же тут уже был! Отсюда есть какой-то выход? Ну там, тайный ход или что-то такое?
— С чего бы в темнице копали тайный ход? — удивился Марион.
Я прикусила язык. Зажмурилась. Кара же просила её не выдавать! Впрочем, принц не удивился тому, что я в курсе истории его заключения. Должно быть, об этом знало всё королевство.
— Дважды, — вдруг отметил Марион.
— Что — дважды?
— В темнице был дважды. В первый раз меня спас друг, а во второй — война. Забавно, да, воробей? Война это такая дрянь, честно тебе признаюсь. Но меня спасла. И всё же не ходи на войну. Лучше подрасти и женись на своей… как ты её называл?.. в общем, на своей прекрасной госпоже.
— Что? — я поперхнулась.
— Ну или не женись, — благостно разрешил Марион. — Чтобы любить женщину, не обязательно на ней жениться.
— Да я вообще… Причём тут моя госпожа⁈
Я возмущённо отодвинулась и гневно уставилась в темноту, туда, где предположительно находилось лицо сокамерника.
— Ой, да ладно! А то я не понял, — принц сгрёб меня, снова прижал к себе, кутая в трёхслойный тёплый плащ, и передразнил мерзким тонким голосочком: — «Мне моя госпожа слишком дорога. Не хочу, чтобы она стала вашей постельной грелкой! Она слишком добра и невинна». Эх, юность…
И тихо рассмеялся. Я молчала, охренев от его «проницательности». А что тут скажешь? Ну так-то… логично.
— Я вас любил, — прошептал принц мечтательно, — как любят только раз
и только в юности наивной.
Спасибо, что, явившись без прикрас,
вы растоптали чувства, и бессильно
я мог лишь наблюдать,
как в яд
всё превращается, и вянут розы.
Спасибо, что прервали мои грёзы.
Спасибо вам, что мой разрушен сад.
Мы помолчали. Мне стало до крайности грустно. Нет, я в курсе, что поэты любят приврать в стихах и обожают всё такое сентиментальное. Я вообще не очень жалую стихи. Но…
— Ты был влюблён? Да? И…
Марион фыркнул, растрепал мои волосы.
— Все мы когда-то влюблялись. Я и сейчас влюблён. В лучшую из женщин. Невозможно жить без любви. Без неё останется лишь отчаяться и сдохнуть.
Сердце пропустило удар.
— И в кого?
Бедная, бедная Синди!
— В жизнь, воробей. В жизнь. Только она стоит того, чтобы в неё влюбиться всерьёз.
Мы снова замолчали. Вокруг царил мрак и ледяной холод. Мне стало тяжело молчать, нужно было не только чувствовать, но и слышать его, чтобы не сойти с ума.
— Почему ты сломал шпагу из-за меня? — вдруг поинтересовалась я. — Я же тебе никто? Честно говоря, я думал-л-л…
Я затормозила, удерживая на языке рвущийся маленький, кругленький звук «а».
— Не знаю, — Марион пожал плечами. — Ты — славный малыш. И мне отчего-то тебя жаль. Если надумаешь жениться, а я ещё буду жив, то подарю вам дом. Ну или что-то такое. Ну, если, конечно, с взрослением ты останешься собой, а не превратишься в сволочь, в которую обычно превращаются все, кто был слишком романтичен в юности.
— А ты?
— Что — я?
— Тоже превратился в сволочь?
Марион заржал.
— Вот это мне в тебе и нравится, воробей! А, знаешь что, переходи ко мне на службу. Люблю таких…
— Смелых?
— Смешных.
Вот даже не знаю, воспринимать ли это как комплимент!
— Женись на Белоснежке, — проворчала я. — Она тоже ой какая смешная! Оборжёшься.
— Белоснежка злая, — возразил принц мрачно.
— Тебе откуда знать?
— Она чуть не казнила Бертрана, моего друга и своего кузена.
— Заслужил, может быть?
— Может и заслужил. Но это неважно.
Мы снова помолчали. Мне отчаянно захотелось есть.
— Что мы будем делать? — спросила я, снова не выдержав молчания. — Как отсюда выбираться? Ты же не уступишь отцу, да? И он снова станет тебя шантажировать мной. А если твой папа пригрозит повесить меня, как твой брат, что ты сделаешь?
— Хороший вопрос, — угрюмо отозвался он.
— А всё же? Что такого ужасного в том, чтобы жениться? Ты же принц! А, женившись, станешь королём. Вон, у твоего отца было четыре фаворитки. Да ты же вообще можешь забыть о жене! Сделать ей наследника и…
— Тебе так страшно умереть?
— Да, страшно.
Марион скинул с себя плащ, обмотал меня, затем встал. Раздался какой-то странный звук, вроде шлепка, и голос принца произнёс откуда-то снизу, в полуметре над полом:
— Женившись на королеве, мой друг, ты не становишься королём. Ты становишься мужем королевы. Это раз. А два: ты попадаешь в её полное рабство. В её королевстве ты чужой, и, например, бросить её в темницу ты не можешь.
