и не понять. Ни гостей, ни официантов. Он осматривался и принюхивался, пытаясь уловить запах прогорклого масла, обычно бьющего в ноздри возле Макжрака, но в «кафе де пари» едой не пахло. Стоять бы ему так до голодного обморока, но тут из-за кремовой гардины, выпорхнул тощий и вертлявый человечек, пронзительно выкрикивая кому-то: «Генерал губернатор приехали-с! Петр Михайлович! На завтрак-с!»
Тот, кому предназначались сигналы, возник, как черт из табакерки, вернее гусь. Гусь во фраке. С гордо выпяченной грудью в белой манишке.
Он махнул рукой на вертлявого, и тот вновь юркнул за штору. Да там и затих. А важный, пригладив ладошками влажно блестевшие остатки волос, устремился навстречу гостю.
«Завтракать в два часа какое-то гламурное свинство…» — подумал Санек, разглядывая входящего. Человек в военной форме, подтянутый, прямой с плотным ежиком волос на голове и пронзительными глазами торопливо пересек вестибюль, взбежал по лестнице на второй этаж, так, что «гусь» еле за ним поспевал. Задыхаясь, он тащил свое грузное тело вслед за стремительным гостем, наконец, у самой двери нагнал его и распахнул, приглашая в кабинет.
— Подавать изволите или обождать, Петр Михайлович?
— Принесите крюшону. Жара сегодня. Остальное позже. И вот еще что, — останавливая распорядителя в дверях, добавил генерал. — Сергей Константинович, как только прибудут, проводите ко мне в кабинет. И чтобы никто не мешал. Уж вы распорядитесь.
— Будет исполнено, — кивнул гусь во фраке, удаляясь.
Санек, увязавшийся вслед за генералом, теперь разглядывал мужчину пристально, точно кондуктор пять тысяч, протянутые ему за билет. Узнать в молодцеватом офицере недавнего сокамерника казалось невероятным. Но уши! Почти эльфийские… и этот густой ежик Петра Михайловича, взращенный на пелевском эликсире…
«Артюхин!» — обрадовался Саня, и хотел было кинуться с объятьями к губернатору, но ему помешал официант. Держа поднос на растопыренных пальцах и, мелко перебирая ногами под белоснежным в пол фартуком, тот подплыл к столу. Внутри запотевшего кувшина, в бордовой жидкости плавали вишневые ягоды и кусочки арбуза.
Оставив заказ на столе, он согнулся в поклоне, и тут до Сани дошло, что столичный градоначальник Артюхин это совсем не то же, что дед Артюхин. Вроде человек один, да только мир вокруг другой. И в этом другом мире нет никакого Саньки Чепухина и бомжеватого сокамерника, а есть Питерский губернатор, боевой офицер. У такого, пожалуй, в кобуре не букет фиалок, а наган. Угадывать не станет, кто там его тискает. Пульнет и прощай любой Питер!
Тем временем, Артюхин раскрыл, лежащую на столе «Петербургскую газету», налил крюшона, жадно выпил два стакана подряд и углубился в чтение.
Санек топтался у двери, все еще не определившись, ждать ли ему какого-то Сергея Константиновича или, не мешкая, бежать отыскивать кухню, чтобы уж наверняка поесть. Вдруг этот тип, как и градоначальник, завтракает крюшоном. От этой мысли в животе завыло протяжно и громко, так, что Артюхин опустил газету и настороженно прислушался. Не обнаружив ничего подозрительного, он снова уткнулся в листок, теперь удивленно хмыкая. «Чего это он хмыкает?» — подумал Санек и бесшумно переместился за спину генерала. Заметка, тут же бросившаяся в глаза, называлась «Карманные телефоны у полицейских». В нынешнем веке он и читать бы дальше заголовка не стал, но теперь, когда телефоны были исключительно деревянные и прибитые к стене, статья про мобильники заинтересовала и нелюбознательного Саню.
«Нам передают, что чины царскосельской городской полиции в настоящее время снабжаются карманными телефонными аппаратами, по средством которых с каждого поста, обслуживающему его полицейскому вменяется в обязанность оповещать участковыя управления о всех происшествиях. Аппарат миниатюрных размеров помещается в особо приспособленную для этого сумку, одеваемую с помощью прикрепленного к ней ремня через плечо. Аппарат по средством устроенного при нем особаго штепселя соединяется с пожарно-сигнализационным аппаратом, имеемым на каждом посту, и таким образом происходят переговоры. Изобретение это принадлежит местному приставу 1 части С.А. Го…»
Артюхин сложил газету и бросил на стол. Как звали местного «джобса» так и осталось загадкой. Но сам факт вызвал чувство похожее на то, что Санек испытал, когда Россия обыграла Испанию на чемпионате мира — вроде и победа, но какая-то стрёмная.
Снаружи послышался шум. Приглушенные голоса. Дверная ручка дернулась, и в ресторанный кабинет без доклада закатился господин с огромным пузом и медным, блестящим, как новенький самовар лицом. Он опустился тяжелым задом на стул, шумно вздохнул и махнул рукой на сунувшегося было в след за ним распорядителя: «Позже, братец, позже!» Тот послушно прикрыл двери.
— Чертова подагра… — прошипел толстяк, бесцеремонно освобождаясь от парусиновых туфель. — Чертова…
Когда ноги его в шелковых носках оказались на свободе, господин пошевелил кривыми пальцами, лицом изобразив на секунду страдание. Не спрашивая, налил себе крюшону. Выпил, утер алые пухлые, как у гимназистки губы, лежащей на столе салфеткой и, подавив отрыжку, отрапортовал:
— Петра Михайлович, ваше приказание исполнено! В лучшем виде-с! — и чуть подавшись вперед, ближе к Артюхину, добавил напористы шепотом: — Дойче банк. Никакой доберман не отыщет. Тут еще шведы очень желают концессию организовать… Просят посодействовать. Эти не обидят, не то что, желтомордые хитрожопы, — зайдясь в беззвучном смехе, господин задергал лысой головой из стороны в сторону, как китайский болванчик.
«Ну, жульё», — равнодушно заметил Саня, запуская пальцы в крюшон. Он выловил несколько ягод и кусочек арбуза. Конечно рискуя, но голод сильнее страха. Да и собеседники увлеклись обсуждением гнусных своих дел, настолько, что парень смог отхлебнуть через край безнаказанно и кисловатой жидкости.
Пока ждали еду, ему удалось вольготно вздремнуть на шелковой софе под картиной с голыми девами в пруду. Был там и парень, похоже, за водой пришел с кувшином и явно не желал купаться. Но картинные бабы, по всему видно, настырные вроде Луши. От таких живым не уйдешь — затащили.
К разговорам Артюхина с пузатым он не прислушивался. В дремотное сознание иногда стучались слова незнакомые и непонятные: Гапон, эмансипе, ворвань… Под мерное стрекотание получилось даже ненадолго отключиться и увидать себя в пруду с кувшинками, в плотном кольце дев с одинаковыми лицами, словно его окружили семь Луш и все тянулись к нему ненасытные, наглые, лиловоглазые…
Всхрапнув от ужаса Саня рывком поднялся и вовремя — в кабинет заносили завтрак.
Что еда бывает умопомрачительной он и не подозревал. Его ежедневный рацион был похож на выстрел в желудок: чипсы, полуфабрикаты, обычная дешевая жратва в забегаловках… Но тут! Оголодавший невидимка застыл возле стола, наблюдая пир брюха и прицеливаясь: чего бы стащить.
— Отменно. Как всегда отменно, —
