тряс щеками толстяк, наворачивая. — Зря вы, любезный Петр Михайлович, кашку гурьевскую не уважаете. У Кюба она великолепна. А пенки, пенки… Одним словом — амброзия…
— Я, знаете ли, дорогой Сергей Константинович, устриц уважаю. Доктор мне от катара прописал… — Артюхин взял с блюда небольшую ракушку, ловко раскрыл при помощи двузубой вилки-лопатки, брызнул лимончиком на белое, влажное мясо моллюска и, не морщась, проглотил.
Санька чуть не стошнило — такое жрать только под пытками! Если бы не Сергей Константинович, то и закусить было бы нечем. Но тот видно привык завтракать плотно и потому к каше принесли по версии официанта холодную телятину, перепелку тертую, крохотные яйца, фаршированные черной икрой, расстегаи и что-то непонятное с шапкой взбитых сливок и ломтиком персика на ободке бокала, названия он не расслышал.
Удалось незаметно урвать несколько кусков холодного мяса, булочку и яйцо с икрой. На большее не отважился, только поглядывал с завистью и отвращением на пузатого, метавшего в необъятные недра своего желудка буржуйские деликатесы. Что касается Артюхина, так тот невозмутимо засасывал моллюсков, точно пылесос носки и оттого было еще противней.
Улучив момент, полуголодный человек-невидимка скользнул за двери не в силах больше созерцать этакий гастрономический беспредел.
Оказавшись на улице, Саня сразу заметил автомобиль. Сверкая и переливаясь на солнце, тот словно кричал приунывшим кобылам — я тут главный! Двадцать лошадиных сил под капотом, это вам не одна под вожжами. Рядом с авто прохаживался офицер и всем было ясно, что машина эта привезла градоначальника. Когда офицер присел у колеса что-то там рассматривая, Саня осторожно открыв дверцу, бесшумно юркнул в машину. В кабриолете он занял дальний угол и принялся ждать. Минут через тридцать, когда истомившийся от жары Санек, обливаясь потом, мечтал о крюшоне, появился сытый градоначальник, Усевшись напротив застывшего невидимки, приказав ехать на Гороховую. Какого ляда он теперь путешествует с Артюхиным, если не может ему и слова вымолвить без ущерба для здоровья и жизни, Санек не мог себе объяснить. Колеси они дольше, возможно, и сообразил, что сказать генералу, если тот его вообще услышит, но машина, не проехав и пары минут, остановилась.
Вдалеке маячил Зимний, слева жутко заросший деревьями, но все же узнаваемый Александровский сад. У дома с колоннами охрана, завидев градоначальника, взяла под козырек. Офицер распахнул дверцу и начищенный до блеска сапог начальника города коснулся мостовой. Не успел он сделать и трех шагов, как в ноги ему бросился непонятно откуда взявшийся косматый и грязный старик с воплем: «Это я! Я губернатор! Пустите!»
Мужичок орал неистово, но его не пустили. Вместо этого два огромных казака подхватили под руки сумасшедшего и, оторвав от земли дрыгающееся тело в изумрудном кителе с одни погоном, потащили куда-то за угол. Санек признал его сразу — дед Артюхин! Подхваченное с двух сторон дюжими охранниками, тело продолжало извиваться и требовать аудиенции.
Саня выскочил из авто и, по пути подбирая потерянные дедом клетчатые тапки, припустил вслед за резвыми казачками.
Артюхина нашел за углом, в подворотне. Тот сидел, прислонившись к стене, жалкий, скрючившийся. Старик бесшумно открывал рот и уже ничего не требовал. Свежий след от нагайки перечеркнул его лоб крест-накрест. Опустившись рядом, Саня бросил тапки у ног деда и негромко окликнул: «Петр Михайлович». Реакции не последовало, да и какая реакция, если в ушибленной голове звучит симфонический оркестр боли. «Петр Михайлович», — настойчиво повторил, касаясь руки Артюхина. Тот неожиданно вздрогнул, повел глазами и испуганно прошептал: «Кто здесь?»
— Это я, Саня…
— Саня… — растерянно переспросил дед, оценивая его мутным взглядом.
— Я тут перед вами… Саня, я. Мы вместе сидели в обезьяннике. Вы мне про себя и про аптекаря этого Пеля рассказывали.
— Пёля, — машинально поправил дед и вроде очнулся. В глазах затеплился огонек сознания, и привычная живость озарила лицо. — Александр, это вы?
— Я, я… Вы меня видите?
— Разумеется… — слабо подтвердил несчастный и, цепляясь за стену, попытался встать. Кое-как Саня дотащил страдальца до скамейки в Александровском сквере, усадил, а сам метнулся обратно через трамвайные пути и вскоре уже протягивал открытую бутылку содовой несчастному.
Дед жадно приник к горлышку и выхлебал почти всю воду. Отдуваясь, он протянул остатки спасителю.
— А вы, какими судьбами тут, Александр?
— Внезапно, — с раздражением то ли на себя, то ли на деда, а может и на все сразу, ответил Санек. — Хренак! И вот тебе крюшон с устрицами вместо доширака.
— Де Ширак ваш родственник?
— Вроде того… — Саня плюхнулся на скамейку рядом. — Любезный, Петр Михайлович, — начал он глумливо. — Я, знаете ли, теперь человек-невидимка. Вот водичку вам без труда с прилавка тиснул. Могу теперь творить всякие беззакония и непотребства в вашей столице безнаказанно. Хоть банк ограбить, хоть девицу обесчестить.
Дед Артюхин от удивления приоткрыл рот. Что его смутило больше — перечень непотребств или вновь обретенные способности, понять было невозможно.
Но только и сам Санек офигел от того, что только что выдал собственным ртом! Никогда в голове его не было таких слов, да и мыслей не водилось, а тут… Посчитав, что этакого дерьма он набрался за завтраком от господ — поди залилось пока дремал, — Санек тут же успокоился и продолжил:
— Пошутил я, не пугайтесь. Скажите лучше, куда порошок пропал? Барахло ваше перетряхнул, тогда на кладбище, но не нашел.
— Я, Александр, сунул пузырек за щеку. Отсутствовал недолго. Никто вещей не тронул. И я вам сейчас расскажу о тонкостях метаморфоз. Моя теория частично подтвердилась, А опыт показал, что я на верном пути. Вот только порошок закончился… Весь на эксперимент потрачен. Так, что придется доставать еще…
Мимо промелькнули две барышни, держа над головами кружевные парасоли. Одна из них, озираясь на старика, беседующего с самим собой, споткнулась, так что подруга ее едва удержала. Невидимый Санек глядел им вслед, вспоминая любезную барышню Серёдкину. Такую же кружевную и воздушную. Нет, он никогда ее не обидит…
— Я теперь в вашем Питере все могу, только скажите, что нужно. И побыстрее, Петр Михайлович, а то скоро, чувствую, начну проявляться и тогда застряну тут навсегда. Оно мне надо. Вон у вас холера, террористы с бомбами по городу рассекают, не знаешь, где огребешь… Совсем вы покемонов не ловите, ваше превосходительство.
— Беда, беда… Сейчас, Александр, я расскажу вам все как есть.
Саня опрокинул в горло остатки содовой, бросил бутылку под скамью и пристально глянул
