университетом, чтобы вели у нас планомерные исследования.
— Говорят, они уже преподнесли вам сюрприз.
— Слышали? Да... Да! — Кебич подается вперед. — Все верно. Видите ли, мы оцениваем людей в основном только по деловым качествам, а рабочие видят и человеческие черты. И здесь могут возникнуть несовпадения. Но надо знать всю правду до конца — без этого невозможно руководить коллективом. Вот мы, например, провели очень интересное исследование...
И в самом деле небезынтересно: по шестнадцати показателям на этом заводе оценивали руководящих работников, включая и самого директора! Всех начальников цехов, отделов, заместителей директора. Раздали довольно широкому кругу лиц анкеты с просьбой высказаться о высших заводских администраторах. Анкета анонимная — говори, что хочешь, что думаешь, безбоязненно.
— Меня социологи убеждали: не стоит, мол, самого себя проверять, советовали директора из опроса исключить. Я спрашиваю: «А итоги будут зашифрованы?» «Да, — отвечают, — при подведении результатов и обработке данных фамилии закодируем, ответ будет известен лишь вам и секретарю парткома». «Ну раз так, — говорю им, — валяйте спрашивайте...»
Кебич считает, что все это оказалось хорошим подспорьем при решении кадровых вопросов — формировании резерва, выдвижении на более высокие должности.
— Скажу больше. Мы вошли во вкус и при назначении нового главного инженера (старый ушел директором института) взяли пять кандидатур и раздали анкеты руководителям подразделений. Написали: вот вам на выбор пятеро. Всех вы знаете лично. Кого из них хотели бы видеть главным инженером завода? Конкретно написали, с фамилиями. Никаких характеристик при этом не предлагалось, чтобы не навязывать свое мнение. Оно у нас, конечно, было. И вот...
— Совпало?
— Абсолютно! — радостно улыбается Кебич — Нам осталось лишь оформить. Голосование было тайным, кто именно за кого — мы не знали.
Николай Николаевич Костиков — он и оказался при опросе мнений призером — начинал рабочим, стал бригадиром, мастером, старшим мастером, прошел через ступеньки заместителя начальника цеха и начальника цеха, работал заместителем директора по общим вопросам. И вот в большинстве анкет: хотим его главным инженером! (Кстати, его и Кебич хотел.) Его не выбирали, а именно назначили. Оформление потом шло своим чередом, как обычно, как заведено. Дирекция и партком лишь посоветовались со своими командирами производства, выяснили мнение большинства о пяти предложенных кандидатурах. Демократично, полезно.
В зеркале социологии многие руководители не хотят рассматривать не только самих себя, но и свой коллектив, завод, институт, отрасль. Гораздо спокойнее не искушать судьбу. Поэтому обследования часто не заказываются, а заказанные и проведенные иной раз кладут под сукно, от глаз подальше — от собственных, не говоря уже о посторонних. Об этом рассказал однажды журналист В. Моев в запомнившейся мне истории красного фолианта. Речь шла об исследовании, проведенном по договору с Череповецким металлургическим заводом. Авторы, социологи из Москвы, постарались и сделали хорошую работу, даже заслужили серебряную медаль ВДНХ. Но на самом заводе их труд сунули куда-то на пыльную полку — толстый том с многочисленными таблицами, диаграммами и графиками, материалы массового опроса, проанализированные и обобщенные, обработанные на ЭВМ. Никто из руководителей, к которым обращался журналист, не читал ее, не видел, все кивали друг на друга, — ни директор, ни работники парткома и завкома, ни начальник отдела организации труда и управления, ни начальники цехов. «Правда, удалось с точностью установить, — писал В. Моев, — что социологический отчет на заводе имеется и надежно помещен в сейфе; ключ от этого сейфа у главного экономиста, а главный экономист на бюллетене».
Ох уж эти злосчастные ключи от сейфов, оказывающиеся в нужный момент в карманах внезапно заболевших людей! Между прочим, речь в этом спрятанном даже от собственных глаз исследовании шла и о таких вещах, как диктаторские замашки кое-кого из цеховых администраторов, и даже о самом обыкновенном хамстве людей, считавшихся руководством «вполне надежными».
На Минском станкозаводе имени Кирова результаты социологического обследования открыто обсудили на собраниях.
— Для нас новостью было известие: моральное поощрение рабочие ценят даже больше, чем денежную прибавку, — перечислял «неожиданности» директор. — У всех руководителей на заводе поголовно сложилось мнение, что ему лучше дать десятку, чем благодарность объявить. Все так думали — и начальники цехов, и я. А рабочие отвергли это. Высказались даже за то, чтобы премию платили не через кассу, а у людей на виду. Пусть, говорят, кассир приходит и выдает при всем честном народе.
— Вячеслав Францевич, вы не против, чтобы я посмотрел у Глебова эти исследования?
— Пожалуйста.
— Глебов говорит, что нет ключа от сейфа. Человек заболел. Такая оказия...
Кебич секунду-другую смотрит на меня молча, вроде бы взвешивая: дать — не дать.
— Там в основном негативные вещи. Но мы правду о себе не прячем. Скажите Глебову, что я разрешил.
На следующее утро первое, что делаю, — еще не брился, не завтракал — звоню из гостиницы на завод Нине Михайловне Ходак: «Как вы думаете, найдется у Глебова ключ, если я скажу, что директор разрешил?» Веселый голос в трубке: «Думаю, да. Должен найтись». Однако Глебов ключ не находит, то ли осторожничает на всякий случай, то ли в самом деле нет у него ключа — я не проверял, вполне может быть. Предчувствие точности гипотезы — теперь я в этом уже не сомневался! — овладевает мною все сильнее. Уже нет сил и терпения ждать, пока отыщется ключ, хотя меня заверяют, что больной внезапно выздоровел, звонил и вот-вот должен прийти на завод. Нетерпение гонит меня в другую сторону — к социологам БелГУ, авторам исследования. На всякий случай с Кебичем я заранее договорился, что почитаю отчеты в университете. Работа ведется по договору с заводом, и сами ученые, как они мне объяснили, без разрешения заказчика не вправе оглашать результаты.
Белые муравьи
«День второй, 16 часов. Многие станки отключены, и мой тоже стоит неподвижно. Ко мне подходит один из шлифовщиков и объясняет: Миша (мой учитель) сегодня вышел в первую смену, можешь идти домой. Я спрашиваю: а мастеру об этом сказать? Шлифовщик делает броский жест рукой и сплевывает...»
«Обращение мастера к рабочему (особенно молодому) построено далеко не лучшим образом. Обычно мастер подзывает рабочего, махая рукой. Или «подманивает» его, сгибая палец, стоя при этом метров за двадцать. Отдаваемые им приказы, как правило, ничем не аргументируются: возьми то, сделай это — и точка».
Социолог Сергей Гребенников, автор этих дневников, устроился учеником слесаря, а коллега его, Альбина Соколова, — «распредом» в другом цехе. Об истинной их роли окружающие
