Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 45
лента ползет бесконечно, протискивается через нежную пелену сетчатки острыми иглами чужих фраз. И что же все-таки реально было Алексею Ивановичу никак не уловить. Потом пришло воспоминание, как давно, сразу после института он был отправлен по распределению на свою первую работу — инженером в районный ЖЭК. Как похожая на бархатную земляную жабу дежурная Марина Валентиновна выдала ему пухлыми, когтистыми пальчиками ключи от подвала, и они с мятым сантехником Виктором Николаевичем пошли устранять протечку в старом доме на другом конце улицы. Они брели и шутили матерно меж собой, а ветер веял свежестью недавно ушедшей грозы и мокрая улица вся светилась голубым светом прояснившегося неба. Шел Алексей Иванович, легко ступая и широко улыбаясь, по той улице, пока его мысли наконец не перетекли в дрему.
Весь следующий день зампрефекта провел как в тумане. Реальность обтекала его, рассекаемая темной, бурлящей молвой демонов-голосов, обвившейся вокруг него. «Нельзя допускать сбора листового опада с газонов…», «Из-за капитального ремонта теперь протекает в доме крыша!», «Когда же они наворуются?!», «Платные парковки дорожают, доят нас как хотят». На столе будто из воздуха материализовалась стопка ответов на обращения жителей, зампрефекта начал рассеянно подписывать все листы подряд. Мерцающим, глухим эхом удалялся от него звук каблуков секретаря. Мир двигался заторможено. Машины вокруг чуть ползли, вся улица была забита в обе стороны и грозила превратиться в одну сплошную пробку. Алексей Иванович ехал домой. Расслабляющая музыка из приемника постоянно прерывалась злобным шипением голосов о глупости градостроительной политики властей. Улица встала в ожидании зеленого сигнала светофора. Тут же в окна машин стали стучаться бабки, торгующие вязанными носками, варежками и платками. Одна из них, впрочем, заметил Алексей Иванович, осталась на тротуаре и, согнувшись в три погибели, крошила негнущимися от старости пальцами сухарь прыгавшим вокруг нее голубям. «Пернатые крысы!» — пронзительно взвизгнул голос, — «Полная антисанитария!» Загорелся зеленый, но ехать домой Алексею Ивановичу уже не хотелось. Добравшись до ближайшего переулка, он свернул в сторону сквера, благоустройство которого вызвало возмущение у местных жителей и муниципальных депутатов. «Да-да-да, — откликнулся неуловимо знакомый голос из глубины, — бордюр по документам кладут в три ряда, а плитку — в три слоя». Зампрефекта опустил взгляд и поморщился от вида плитки, уложенной под ногами. Голоса недовольно бубнили ему за ухо. Сквер был пуст, хотя вечер был теплый. МАФы не успели установить, понял Алексей Иванович, и вспомнилось ему, как студентом он с сокурсниками в практику укладывал асфальт на соседней улице. Солнце тогда горело ярко и пекло нестерпимо. Шум летнего города плавился в маслянистом воздухе над раскаленной дорогой. И веселье побеждало усталость, когда убегал он с друзьями, смеясь, по оглушительному свистку бригадира отдыхать в тенистую тишину этого сквера. С периферии сознания Алексея Ивановича веяло совсем другим, но когда-то давно привычным чувством. Зампрефекта стоял в пятне плотно-желтого света фонаря и смотрел, как ветер сдувает сухие листья с деревьев. Никак не мог он назвать или описать то ощущение, возникшее в нем от вида их легкого бега по воздуху, от шороха, с которым они падают и скребутся о землю. Будто бы весь мир обратился в засыхающее дерево, а люди были листьями, опадающими, но не сразу: есть еще время, миг, сон, порыв, — думал Алексей Иванович и, вдохнув глубоко запах осени, улетел вслед за листьями и ветром туда, откуда проистекает сама природа всего мира.
И наступила долгожданная тишина.
КАПИТАЛЬНЫЙ РЕМОНТ
Сложно назвать москвичами жителей районов, лежащих за пределами Третьего транспортного кольца — там живут непокорные измайловцы, тихие перовчане, зубастые вешняковцы и так далее. В каждом районе, будто в отдельном городке, прилепившимся к столице, царит своя атмосфера, которую можно уловить, погрузившись в его внутреннюю, скрытую от поверхностного взгляда жизнь.
Свое детство я провела, играя в прятки в Крутицком подворье. Испещренный богатой резьбой зеленый теремок метрополита отпечатался в моей тогда еще зарождавшейся душе полным неосознанного благоговения ощущением древности. И будто бы благодать спускалась мне на плечи каждый раз, когда я пробегала через святые ворота. Потом можно было уйти до Новоспасского монастыря, кружить там вокруг пруда, а дальше, выйдя на набережную, долго брести до Кремля под матушкины байки из семейной истории. Когда я переехала жить к мужу, дух старой Москвы покинул меня, Москва оказалась далеко, хотя доехать до центра на метро можно было за двадцать минут. Я часто бывала там по делам, но просто так, погулять выбиралась теперь редко. Я больше не чуяла того уюта и тепла, что окружали меня в прошлом. Все время были какая-то духота и жар от лысых, закованных в плитку и гранит улиц, вонючий, перемешанный со смогом машин воздух, грязь и пыль на надменных фасадах и уныние запертых ворот там, где раньше можно было проскочить задворками. Хотелось спастись от торопливой, нервной толчеи, бежать от неприятного осязания себя чуждой этому месту — обратно в свой район, где деревья обступали и веяли прохладой, к тихим пятиэтажкам, опутанным желтыми артериями газовых труб, и пройти от станции метро насквозь дворами, где в пене кустов и цветов товарищески топорщили свои крашеные крылья лебеди из покрышек, множились розовые свинки из пластиковых бутылок и свисали с оконных решеток затейливые, самодельные кормушки для птиц. Вместо величавого духа старины здесь жила свойская самобытность, которая как мама — любила меня такой, какая я есть. Я перестала чувствовать себя москвичкой.
Сонным и полупустым стоял летним утром район по дворовым закоулкам. С первыми лучами солнца слышался скрежет жестких метел об шершавый асфальт. Пыль взвивалась в воздух. Дворники мели окурки, мелкий мусор и листву, громко перекрикиваясь между собой. Неразборчивая мелодия их речи переносила разум, еще скованный утренней дремой, в далекую, жаркую страну, где из белых глухих стен готовы были вонзиться в ослепительное голубое небо острые пики минаретов.
На перерыв дворники собирались у меня под окнами гостиной, щебетали, как воробьи, присев на низенькой, железной ограде между газоном и парковкой, и слушали свою музыку на телефоне, пока строгий окрик техника не разгонял их обратно по окрестным дворам. Следом раздавался треск триммера и тогда надо было срочно вставать, бежать на улицу — выгонять нарушителя семьсот сорок третьего постановления Правительства Москвы о правилах содержания и охраны зеленых насаждений.
Затравленным взглядом встречал понурый работник в оранжевом жилете требование немедленно прекратить косить траву неположенным устройством, огрызался, что газонокосилку ему не выдавали. Упрямство у него тут же пропадало, стоило только достать телефон и начать его снимать. Он
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 45
