работы. Юный психиатр и его опытный наставник поднялись на свой этаж. Теплый свет окутал помещение с его узким коридором. Пациенты в своих комнатах радовались приходу тепла в их покрытые холодом жизни. Страх становился для них менее явным, а радость заполоняла части их тела постепенно, не давая к себе привыкнуть.
Лишь где-то в стороне раздавались крики человека, находящегося в бредовых состояниях чаще, чем Риц у себя дома.
Савелий Оснач обратил свой взор на лицо Германа, желая увидеть на нем лишь спокойствие. Он был удовлетворен результатом, полностью оправдавшим ожидания. Герман шел решительной походкой со спокойным выражением лица, светлыми и ясными глазами и легкой улыбкой. Его волосы слегка покачивались на ветру, а очки отсвечивали солнечный свет. Лишь бледная кожа и небольшие синяки под глазами, покрытые синевой, напоминали о еще недавнем срыве.
Дойдя до комнаты больного № 233, психиатры остановились. Савелий Оснач заговорил первым:
– Герман, прошу Вас, посмотрите на данного пациента. Скажите, каков диагноз вы могли бы установить?
Герман посмотрел на человека, стоявшего внутри клетки. Пред ним была женщина средних лет с обеспокоенным, даже возбужденным лицом.
Заметив двух врачей, стоявших перед ее комнатой, она тут же заговорила.
– Здравствуйте! Не правда ли сегодня такой чудесный день? Даже не хочется, чтобы вновь наступала ночь. Но как же без неё? – женщина во время разговора всё время размахивала и странно двигала руками, пытаясь найти для них применение и место.
Герман рассматривал поведение пациента, пытаясь уловить самые маленькие детали, которые могли бы сообщить о диагнозе. Он практически не вслушивался в слова женщины, понимая их непричастность к поставленной задаче:
– Хотя, честно, вставать совсем не хотелось. Точно так же как и вчера. Ну что же вы молчите? – Речь ее становилась все более навязчивой. Ее желание поделиться своими мыслями, не замечая желания других слушать эти реки слов наполненных и опустошенных смыслом, подводили Германа к первой догадке.
Риц резко перебил собеседницу и сменил разговор на интересующие его темы:
– Что вас беспокоит? Может, вам не хватает чего-то?
– Что беспокоит? Знаете, у меня нестерпимо болит всё тело. Какая-то смертельная болезнь поразила всю меня. Я умираю. А в этой больнице всем это абсолютно безразлично. Я не вижу людей, я вижу бездушных тварей. Простите доктор, но как можно сказать иначе, когда я говорю о болях, прошу дополнительных обследований, а мне нагло врут, что я здорова?
Герман взял в руки историю болезни пациента №233, прочитал ее и акцентировал свое внимание на записи: «Проведены обследования органов на наличие заболеваний. Все органы были тщательно изучены. Патологий не обнаружено. Пациент физически здоров». Далее шли результаты обследований. Герман их рассмотрел и согласился с вышеизложенной ремаркой.
– Очень странно. – Продолжил Риц. – Мы с этим обязательно разберемся. Ну а как вы спите? Удобно ли? Ничего не беспокоит?
– Молодой человек, сплю я очень плохо. Помимо болей в теле, тревога и грусть так сильны, что заполоняют время сна своими проявлениями. Я часто чувствую из-за этого безысходность.
Герман покачал головой и задал последний вопрос:
– А для чего вы живёте?
Женщина удивилась вопросу.
– Я? Как вы… Я не знаю. Я не могу понять, хочу ли я вообще жить. У меня нет цели. Я всё потеряла в своей жизни. Все возможности. Все человеческие связи. Я всегда одна. Меня не понимает семья, которая оставила меня здесь. И меня не понимают ваши врачи, врущие о моём состоянии здоровья. При этом я всегда в четырёх стенах. Мне не с кем поговорить. Некуда деть энергию, когда она есть. Мне не дают книг и красок. А, если честно, между грустью и нежеланием просыпаться, я всегда хочу быть занятой, хочу чувствовать, что ещё что-то могу сделать. – И на этих словах она опустила свою голову, погрузившись в меланхолию.
Герман Риц, поблагодарил пациента за общение и повернулся к Савелию Осначу, пораженному умением подопечного разговорить человека.
– Прошу, давайте обсудим мое решение не здесь. – И молодой психиатр глазами дал понять причину этого решения.
Оснач качнул молча головой и развернулся к выходу.
Уже на первом этаже, ступая ногами по последним ступеням у бело-черного «шахматного» пола, Риц заговорил.
– Однозначно могу сказать, что пред нами только что был случай инволюционной депрессии.
Савелий не решился показать своих эмоций, но зато потребовал аргументации.
– У пациента наблюдаются чувства никому ненужности, одиночества, «отсутствия цели жизни», безысходности. Частое ощущение грусти, наступление меланхолии свидетельствуют с вышеуказанным о наличии депрессии. Дальше, конечно, встает вопрос, какого вида депрессия? Именно наличие таких симптомов, как: наличие идеи о смертельном заболевании, обвинение всех в бездушности, суетливость, возбужденность и навязчивость в общении, являются отличительными признаками именно инволюционной депрессии.
Савелий Оснач замер. Он был восхищен.
– Браво! Браво, мой юный коллега. Абсолютно верно. Всё сказано точно, замечено абсолютно правильно. Честно, ещё утром я сомневался в вашем здравомыслии. Но сейчас! Сейчас у меня нет ни капли сомнения в вашей работоспособности. Итак, с возвращением, наш разумный Герман Риц.
Главврач хотел уже молча удалиться, но юный психиатр его остановил.
– Савелий Оснач, а можно ли, каким либо образом, обеспечить пациента №233 красками или книгами? Могу даже, если разрешите, самим присматривать, чтобы пациент не навредил данными предметами своему здоровью.
Оснач приподнял брови, то ли от раздумий, то ли от одобрения, и ответил:
– Обеспечим. Раз уж вы считаете, что это поможет в лечении, обеспечим. Но вы, вы мне пригодитесь в других вопросах, не стоит вам присматривать. Для этого у нас есть другие люди.
Так, Герман Риц прошел проверку и обеспечил пациента источниками культурного развития. Он был горд, доволен и крайне счастлив. Только одна мысль нагоняла тучи на его юную голову…
«Значит грусть и отсутствие смысла жизни… одиночество… Кажется, меня ждёт что-то крайне печальное и мрачное».
Мысль не выходила из головы. Герман, понимая, что все события связываются каким-то образом с переживаниями пациентов, начал морально готовиться к величайшей грусти всей вселенной. Но возможно ли быть к этому готовым?
Оставшийся день прошёл странно. Неожиданным образом все люди, окружавшие Германа, как будто перестали его понимать и видеть. Его слова пролетали мимо их ушей. Его шутки были не смешны, пока другой не пошутит ими же. Он не видел, чтобы хоть кто-то за весь день посмотрел точно ему в глаза.
Время начало тянуться. Солнце медленно уходить за горизонт.
Наступило прекраснейшее время суток – сумерки. То время, когда свет не ослепляет тебя, а ночь еще не обрушилась своей темнотой на твое пугающееся всего воображение. Сумерки – это еще не ночь,
