покоя нашему обществу, поздравил его с тем, что у него чешется ладонь, и сильно пожал руку, при этом предложив ему юридическую помощь в случае необходимости. И даже более того, Божо тоже встал на колени рядом с нищим, чтобы прочувствовать, на что похожа жизнь нищего. Но Гавриил сказал, что у Божо дурной глаз, и потребовал, чтобы тот проваливал, потому что Божо может его сглазить и принести ему неудачу, и тогда он ничего не получит. Божо было непонятно, как можно сглазить попрошайку, но вскоре ему все стало ясно. Он стоял на коленях рядом с нищим, желая стать частью истории о чешущейся левой руке, и в это время мимо шел бизнесмен в сером костюме, высокий, в темных очках, с кожаной сумкой, пахнущий одеколоном, ухоженный — ненавижу таких! И когда он подошел к ним на несколько метров, то сунул руку в правый карман, вынул оттуда монету и бросил ее перед ними, в консервную банку, из которой Гавриил пил воду. В этот самый момент рука, левая рука, прославившая его на весь район, перестала чесаться, потому что сбылось предсказанное. Тогда Гавриил проклял Божо и назвал его величайшим несчастьем в мире.
Кто знает, насколько правдива эта история, но во всяком случае нищий, как и пьяница до этого, остановился перед витриной магазина, но только чтобы сунуть что-то в рваный и грязный рюкзак, который он носил на спине. Он даже не посмотрел на витрину, в ней его ничего не интересовало. Было более чем очевидно, что от нищего в воскресенье утром не будет никакой пользы.
— Я знаю этого человека, — сказал Божо.
— И мы знаем! — сказали Веда и я.
Бездомный сделал несколько небольших шагов и остановился перед дверью. Мы были готовы рвануться к ней. Веда и Божо тоже были начеку, мы все трое забежали за стеллаж, который находился ближе всего к витрине. Дверь не открылась! Может, из-за ужасного зловония, исходящего от нищего, а может, из-за того, что пьяница помочился на датчик. В любом случае, судя по всем существующим показателям, дверь определенно сломана, и поэтому все наши надежды медленно, но верно умирают. Бездомный пошел своей дорогой, а мы впали в глубокую депрессию. Вернее, это я один впал в непобедимую депрессию, потому что, как мне удалось заметить, Веда и Божо, наоборот, расслабились и совершенно спокойно ходили по магазину. Я сказал им, что надо быть осторожными, и они ответили, что зачем им быть осторожными, когда им все равно. Мне тоже было все равно.
— Давайте развлекаться, чтобы быстрее прошло время, — сказала Веда, а я решил еще раз взглянуть на монитор. Не знаю, почему я выбрал именно этот вариант времяпрепровождения, вероятно, потому, что монитор был в некотором роде моей единственной связью с внешним миром, и я лелеял слабую надежду, что, возможно, с его помощью я смогу найти шанс как-нибудь выбраться из этого проклятого места.
22.
На экране монитора день все больше и больше вступал в свои права, и то оттуда, то отсюда стали появляться редкие прохожие. Они проходили мимо витрины, не обращая на нее никакого внимания, они никуда не торопились, ведь в воскресенье никто не торопится. Воскресенье — это день отдыха и развлечений и — ничегонеделанья.
— Божо!
— Да?
— Мы праведники или грешники?
— Я лично считаю, что праведны в мире немногие и только избранные, а все остальные — грешники!
— А вот ситуация, в которой мы находимся и в которой все мы пытаемся показаться праведниками, хоть и знаем, что это не так, позволяет ли она нам так называться?
— Этот твой вопрос, — сказал Божо, — требует тщательного обдумывания, потому что я, например, считаю себя праведником, а тебя — грешником, и, наоборот, ты думаешь то же самое обо мне. Это означает, что оценка того, кто праведен, а кто грешен, находится вне пределов нашего разумения, а в пределах власти…
— Государства и законного применения им силы… — говорю я.
— Бога! — воскликнул Божо. — И думаю, что эта дилемма уже решена. Кроме того, было бы неплохо, если бы ты уверовал по-настоящему, тебе еще не поздно преобразиться.
— В кого? В верующего? Так и я верую, только в другое. По моей вере я бы должен обратиться в православный протестантизм или протестантское православие.
— Нет, ты должен преобразиться в человека, который соблюдал бы десять христианских заповедей и таким образом здесь перед нами очистился от всех грехов, которые ты совершил — и когда вошел в этот магазин, и когда плохо обращался с женщинами, упомянутыми в твоих устных автобиографических заметках, в подлинности которых я, правда, сомневаюсь.
— Что касается преображения, я думаю, что это не имеет значения, поскольку я уже попал в это неприятное положение. Я известен тем, что часто сталкиваюсь с дилеммами и решаю их в ущерб себе. Но позвольте мне теперь выступить перед вами и сказать несколько слов о праведнике и грешнике, это поучительная история, из которой мы можем многое понять не только о нас и обо мне, но и о той ситуации, в которой мы оказались.
— С удовольствием тебя выслушаем, тем более, что мы никуда не торопимся, — сказали оба.
— Бутылку.
— Бутылку.
О праведнике и грешнике
Я уже много раз пытался определить соотношение между индивидуумами и обществом, то есть между государством и религиозными чувствами, но каждый раз, должен признать, больше импровизировал, чем основывал свои аргументы на реальных доказательствах. Мне кажется, что нынешняя ситуация дает мне прекрасную возможность высказать свое мнение по этому вопросу.
Известно, что человек каждый день сталкивается с бесчисленным количеством искушений. Если он образованный неверующий, такой как атеисты, воспитанные в духе западной цивилизации и философии, он попытается справиться с искушением в соответствии со своими собственными актуальными убеждениями, которые также согласуются с определенным духом времени. Если такой человек является еще и членом какой-нибудь маргинальной группы людей, то мы уже можем предугадать направление, в котором движутся его убеждения. Но независимо от его атеизма, он все равно будет, так сказать, руководствоваться определенными моральными и этическими нормами, приобретенными благодаря образованию, а они, если он окажется в такой ситуации, в какой мы
