сторону, показывая явное презрение.
— Она со мной, — отвечает он, обнажая ряд белоснежных зубов. Видимо, пытается казаться дружелюбным, но это явно не тот подход, что нужен в этой ситуации.
— Это я вижу. Пропуск где? — она стучит пальцем по столешнице, призывая положить несуществующий читательский билет туда.
Но я не из робкого десятка и начинаю показательно искать его в сумке. Пусть на актрису учится и Мими, но я тоже не лишена навыков игры. Какого чёрта Люцифер обещал помочь, а в итоге я делаю всё сама?
— Мими, — я не сразу понимаю, зачем он произносит имя моей соседки, и продолжаю рыться в сумке. — Мими, ты опять забыла пропуск дома? — теперь до меня доходит, что он обращается ко мне, но причина мне всё ещё не ясна. — Ты же знаешь, как нам важна эта книга! Как мы придём на занятия без этих знаний, ты не подумала? — Люцифер говорит раздражённым и, наверное, даже злым тоном, и, кажется, я окончательно начинаю понимать, в чём дело. Он тоже блефует, и как я сразу не поняла!
— Не кричи на меня, я была уверена, что положила его сюда! — я начинаю подыгрывать и указываю ему в пустой карман сумки.
— Поздравляю, Майерз, теперь нам возвращаться домой три часа без учёта пробок. И обратно столько же, — со сжатыми челюстями произносит Люцифер настолько реалистично, что я и сама на мгновение начинаю верить в происходящее. — Как мы, по-твоему, всё успеем?
— Успокойтесь, — шикает наконец обратившая на нас внимание работница. — Всех читателей мне распугаете! Ладно, — сдаётся она под напором наших обречённых взглядов. — Мими Майерз?
Люцифер подтверждает вместо меня, и женщина начинает водить мышью по столу в полной тишине. Шорох движений вкупе с щёлканьем по ней становится единственным, что нарушает молчание. Она медленно набирает на потрёпанной клавиатуре названное имя и, бросив на меня последний взгляд, неохотно кивает.
— Проходите уже, — она отмахивается от нас словно от назойливых мух, а после снова надевает очки на кончик носа. — Но это в первый и в последний раз!
Я незаметно выдыхаю от радости, что всё действительно получилось, и беру свои мысли насчёт Люцифера обратно. Оказывается, у него был план, просто я его опередила.
Мы киваем и, пока женщина не передумала, спешно проходим вглубь библиотеки, где по всему периметру помещения расставлены немаленькие читальные столы, за которыми, склонившись над толстыми книгами с пожелтевшими от времени страницами, сидят такие же студенты, как и мы. Люцифер уверенно ведёт меня в сторону стеллажей высотой до потолка.
— А если Мими узнает, что мы воспользовались её именем? — шёпотом спрашиваю я по дороге и оглядываюсь по сторонам, чтобы удостовериться, что нас никто не слышит.
Люцифер слишком резко разворачивается на пятках лицом ко мне, и я ненароком чуть не врезаюсь в его грудь, но вовремя останавливаюсь.
— Покрутит пальцем у виска и посмеётся, сказав, что такое мог придумать либо идиот, либо гений, — отвечает Люци, и я понимаю, что он хорошо знает Мими. До сих пор. — Успокойся, Непризнанная, она не придёт сюда даже под дулом пистолета.
Его слова вселяют в меня уверенность: не хотелось бы поссориться с новоиспечённой знакомой ещё до того, как мы успели стать подругами.
— Так, — задумчиво проговаривает Люцифер и поворачивается лицом к полкам, внимательно проходясь по ним взглядом. — Тебе нужна книга «Сюрреализм и кино», она в голубой обложке, насколько я помню, — он отрывает глаза от стеллажа и обходит меня сзади. — Что ж, удачи, я пошёл.
— То есть так, да? — складываю руки на груди и вызывающе поднимаю одну бровь. — Ты обещал помочь. Взялся за дело — иди до конца или вовсе не начинай, — требовательно проговариваю я.
Не хотелось бы остаться здесь одной под надзором работницы, которую мы нагло обманули. Я перестану тревожиться только тогда, когда выжму из этой библиотеки всю нужную мне информацию. Если в случае с ложью родителям всё, что меня ждало, — ссора и выговор, то сейчас потери могут оказаться крупнее. А с Люцифером, хоть я и не хочу это признавать, мне будет спокойнее.
— Какие мы настойчивые, — подтрунивает он, и я уже начинаю жалеть, что сказала остаться. — Вообще мы договаривались только о том, что я помогу тебе пройти в библиотеку, но, если сама Виктория Уокер жаждет моей компании, как я могу ей в этом отказать? — на лице Люцифера появляется такая довольная улыбка, словно он заполучил то, о чём давно мечтал, и я закатываю глаза от собственной беспечности — самовольно потешила его эго, молодец!
— Какой же ты самовлюблённый, — бросаю я через плечо и огибаю Люцифера с другой стороны, начиная проходиться взглядом по корешкам книг, изредка вынимая их с полки, чтобы удостовериться, что это не то, что мне надо. — Учти: я не Ости, и на меня твои уловки не действуют.
Люцифер стоит на удивление близко ко мне, не обращая внимания на, пусть и небольшое, но всё же количество студентов, оказавшихся здесь по своей — или не очень — воле. Благо, к нашему отделу близко никто не подходит, и это играет мне на руку, не заставляя ускорять поиски и торопливо копошиться в сотнях книг.
— О, да, — саркастично проговаривает он и то ли от скуки, то ли от каких-то других побуждений начинает помогать мне искать необходимый учебник. — На тебя так сильно не действуют мои уловки, что ты уже в который раз упоминаешь Ости с надеждой на то, что я не замечу твою ревность.
Его всё происходящее только забавляет, пока я недоумевающе стою, развёрнутая спиной к нему.
— Какая ещё ревность? — с совершенно искренним непониманием спрашиваю я, пока раздражение от столь нарциссичного диалога только возрастает. — Ты слишком недооцениваешь меня и переоцениваешь себя.
— Может быть, — пожимает он плечами. — Только вот твои глаза, загорающиеся каждый раз при виде меня, говорят об обратном, — произносит Люцифер, а я не могу сказать ни слова: их слишком много, чтобы сформулировать во что-то связное и понятно выразить свою мысль.
Как можно было перепутать азарт, вызванный банальным интересом, с ревностью? У самого черти в глазах пляшут во время каждой нашей перепалки, но я ведь не пытаюсь указать на это. Понимаю же, что он, как и я, в жизни не признается, что наши споры, желание доказать собственную правоту, отстоять своё мнение и, если повезёт, принять победу невольно заставляют вступать в них снова и снова, и каждый раз финал абсолютно не предсказуем — его не сможем предугадать ни мы, ни окружающие, ни ясновидящие.
Мы знакомы всего несколько дней, чуть
