class="p1">Реальность ударила меня с силой кракена, схватившего поперек живота.
— Домашнее пиво огра. Черт.
— Правильно. Кстати, спасибо. Если бы я не увидела, как ты на него отреагировала, я бы могла попробовать сама.
Она снова засмеялась, ее смех завибрировал в моем черепе. Я с трудом приподняла веки, и они заскрипели — реально заскрипели в знак протеста.
— Я помню, как сделала для начала один глоток. А сколько всего я выпила?
Гиацинта сидела за маленьким столиком у зарешеченного окна. Занавески — вероятно, в прошлой жизни белые — были отдернуты. Голубое с золотым покрывало на кровати вызывающе контрастировало с серебряно-красным ковром, пурпурные и бронзовые обои ничуть не помогали сгладить безумие цветов. Всеблагая богиня, кто бы ни обставлял эту комнату, он не учел, что тут могут жить похмельные гости.
Мы могли бы сейчас быть хоть на Луне, но я все же предположила, что мы сняли комнату в единственном мотеле города Хили.
Моя подруга снова усмехнулась.
— А больше ты и не пила.
«Да ну?»
Всего один глоток.
— Он меня предупреждал.
Это я помнила очень хорошо.
Дюйм за дюймом я передвинулась к краю бугристой кровати и села.
— Кстати, приходил Рубезаль, — сказала Цинт небрежно.
Мой желудок чуть не вывалился из задницы.
«Дерьмо».
— Он приходил? И что сказал?
— Ну, я объяснила ему, что сейчас не самое лучшее время. Казалось, он никуда не торопился. Заглянул в окно и довольно быстро понял, в каком ты состоянии — ты устроила вечер караоке, на котором присутствовала только ты.
Я уставилась на Цинт затуманенным взглядом. Одна из особенностей сильного похмелья заключается в том, что трудно одновременно маяться им и чувствовать себя смущенной.
— Заглянул в окно?
— Да, Рубезаль — хотя лично мне гораздо легче выговорить Руби — гигант. Земля трясется под его ногами, он убирает снег одним движением руки, а потом смотрит в окно и улыбается. О, и у него есть арфа.
Я вспомнила мягкий звон арфы, который заставил оцепенеть охрану аэропорта.
— Да, это он.
«Проклятье, Алли».
А ведь у меня было всего одно гребаное дело — ждать появления этого парня и не напиваться.
Цинт подала мне стакан воды, и я осторожно отхлебнула.
«Заметка на память: никогда больше не пей варево огров».
— Руби встречается с тобой через два часа в… Погоди, где же? Он ведь сказал…
Цинт порылась в бумагах на столе. Я покачивалась на краю кровати, обхватив голову руками, и слушала ее болтовню, пока она не выпрямилась, торжествующе размахивая бумажкой для заметок.
— Последняя переправа через реку перед угольной шахтой Усибелли! Я посмотрела, где это. Примерно в пятнадцати минутах езды отсюда.
Мне нужно было собраться с мыслями, прежде чем я все-таки встречусь с этим парнем. За всю жизнь я слышала только об одном великане, защитнике Бродяг, и у меня было ощущение, что он и Рубезаль — одно и то же лицо. Мне повезло, потому что что гиганты не славятся большим умом или легкостью в общении. Оставалось скрестить пальцы и надеяться, что Рубезаль среди гигантов такое же исключение, как Докс — среди огров.
— Я буду в душе, если тебе понадоблюсь.
— Ладно, мне, наверное, лучше…
Я закрыла дверь за подругой, не дав ей договорить. Можете подать на меня в суд, но с похмелья я — пренеприятнейшая личность.
Протянув руку в крошечную душевую кабинку, я включила холодную воду и сбросила одежду и оружие. Когда через несколько секунд я шагнула под душ, у меня перехватило дыхание, и я чуть не сделала воду потеплей. Но холод выполнил свою задачу, уничтожив худшие проявления похмелья.
Я не торопясь промыла длинные волосы и избавилась от грязи последнего дня… Вернее, двух дней и двух ночей. С обеда в королевском замке пошел второй день.
Выйдя из душа, я уже куда лучше владела разумом и телом.
Я оставлю Гиацинту здесь (хочет она того или нет), встречусь с Руби и осмотрю место входа в Андерхилл, чтобы понять, что мне это даст.
Завернувшись в потрепанное полотенце, которое больше подошло бы в качестве полотенца для рук, я рывком открыла дверь ванной.
— Алли, — странным тоном пробормотала Цинт.
Я подняла взгляд: на меня в упор смотрели темные глаза, не имеющие ничего общего с глазами моей подруги. На меня пристально глядел Фаолан.
— Сиротка.
Я оставила чертов нож в ванной комнате.
— Что ты здесь делаешь?
Его полные губы медленно растянулись в ухмылке, глаза еще больше потемнели.
— Я уже сказал тебе ночью. Перед тем, как ты начала передо мной вытанцовывать и танцевала целый час.
Разинув рот, я бросила свирепый взгляд на Цинт. В ее памятках в разделе «сказать Алли сразу после того, как она проснется» должно было значиться именно это.
Фаолан выследил меня или он здесь по той же причине, что и я? Благие и Неблагие редко работали вместе, чаще они старались действовать независимо друг от друга, но с одной целью, и совместная работа не была чем-то неслыханным. А еще Фаолан мог явиться потому, что два двора решили сообща вернуть меня на Унимак.
Гиацинта широко раскрыла глаза, затем многозначительно посмотрела вниз. Я проследила за ее взглядом и внутренне умерла при виде своего розового соска, торчащего из дырки в гребаном полотенце. Благодаря холодному душу сосок выглядел вполне способным проткнуть чей-нибудь глаз. Я сдвинула полотенце, и Гиацинта издала встревоженный звук. Снова посмотрев вниз, я увидела, что теперь на всеобщее обозрение выставлена верхняя часть моих бедер и то, что между ними. У меня, наверное, было девять жизней, потому что я умирала снова и снова.
В затхлой комнате раздался низкий голос Фаолана:
— На твоем месте я бы сдался. Эта печальная пародия на полотенце может прикрыть не слишком много. Не волнуйся, я не смотрю. Ты не в моем вкусе, отнюдь.
«Дворняга. Сирота. Полукровка». Невысказанные слова, но я все равно услышала их и напряглась.
Заставив себя встретиться с ним взглядом, я нахмурилась при виде радужного водоворота, едва заметного в темных глубинах. Вопреки своим словам он скользнул взглядом по моему телу и полуприкрыл глаза.
— Фаолан, скажи, зачем ты здесь. Я не в настроении играть в твои дурацкие игры, — сказала я, чувствуя, как вода с волос маленькими ручейками стекает по рукам.
Он шагнул в комнату и показал бумажный пакет.
— В качестве небольшого предложения мира я принес завтрак.
Я зарычала.
— И, — продолжал он, приподняв бровь, — как я уже сказал тебе ночью, я здесь с группой Неблагих, расследующих, что случилось с Андерхиллом. Было бы проще,
