пупсику, от этого распереживавшегося, не в то горло!
Ах, вот оно как? Нет, если бы Кариночка не пожелала вкусить леденцов, отказавшись их потом грызть и сбагрив супругу, то ничего бы не случилось!
И за это надо было уволить меня?
Нет, не с руки ему было увольнять человека, который только что спас своими четкими, профессиональными действиями жизнь.
И лишил Кариночку, которая была на меня ужасно зла, возможности стать ужасно богатой вдовой.
Когда врач наконец удалился, мой босс, выглядевший уже совершенно нормально, постучал рукой, прикрепленной к капельнице, по кровати и сказал:
– Мона, сядь!
Кариночка, фыркнув, заявила:
– Может, мне вообще выйти?
Ее четвероногая тезка оглушительно тявкнула (в люксовой палате российского миллиардера на шавку его накачанной силиконом жены смотрят снисходительно), а Воротыйло произнес:
– Неплохая идея! Иди прогуляйся со своей сумасшедшей псиной. Она меня сегодня и за палец тяпнула, и едва не угробила. Радуйся, что я из нее еще холодец сделать не велел!
Всхлипывая, Кариночка вместе со своей тезкой вылетела прочь, я же присела на больничную кровать босса.
– Кодекс мы упустили… – сказал он, я же четко произнесла:
– Я упустила, Юрий Дмитриевич, я. Оправдываться, прикрываясь лаем собаки, который и помешал мне услышать ваши слова, не стану…
Хотя именно это я и делала.
Я помолчала, а Воротыйло, как то от него и требовалось, сказал:
– Ну, с псиной я еще разберусь. Но ты теряешь хватку, Мона…
Я сделала непроницаемое лицо. Что это значит: он все же последует совету своей благоверной и уволит меня?
– Но если бы не ты, Кариночка уже трезвонила бы моим, то есть своим адвокатам, желая узнать, сколько денег она унаследовала после моей кончины.
Я сочла, что дипломатичное молчание более всего подходит в подобной ситуации.
– Но кодекс мы упустили… – снова вздохнул он. – Ладно, не только ты теряешь хватку, но, видимо, и я. И все-таки жаль, что этот иранец его заполучил!
Можно подумать, если бы его заполучил один из китайцев, американец или даже немка, это было бы лучше.
Наверное, да, потому что с любым из них, по крайней мере теоретически, можно было заключить кулуарную сделку и выкупить кодекс, а с месье Шахрияром, помешанном на Леонардо, такой возможности изначально не представлялось.
– Думаешь, не продаст? – спросил с надеждой босс, и я правдиво ответила:
– Не продаст.
Он, снова вздохнув, откинул одеяло, отцепил капельницу и встал.
– Юрий Дмитриевич, вы что! Вам нельзя… – начала я, но босс заявил:
– Что мне тут валяться? Не сердечный же приступ и не инсульт, а всего лишь чертов леденец не в то горло попал. Никогда больше их есть не буду. Не зря я не люблю Париж, а после того, как тут чуть не помер, больше приезжать сюда без особой необходимости не буду. Доктор сам сказал, что все показатели в норме…
Это было чистой правдой.
– И все же вам стоит провести ночь в клинике… – начала я, сама в это не веря, а Воротыйло ответил:
– Вот сама и проводи – в качестве наказания за то, что не услышала моих команд. Ладно, кто нам может помочь?
– В чем? – спросила я, а босс, облаченный только в большие семейные трусы, покрикивая, на моих глазах делал приседания, вытянув перед собой руки.
– Пять-шесть… Мона, не тупи! А то и в самом деле решу, что ты начинаешь сдавать – в первый раз я это просто ради красного словца ляпнул. Кто нам поможет договориться с иранцем?
Не говорить же боссу, что никто. Месье Шахрияр обитал в собственном дворце времен Луи Пятнадцатого в фешенебельном предместье Парижа Сен-Клу, в подвалах которого и хранилась его уникальная коллекция.
Однако стоит ли разубеждать босса, который, казалось, черпал энергию от мысли, что все же перекупит у своего конкурента кодекс Леонардо, хотя бы и за заоблачную сумму.
Мне это было только на руку, ведь сделка позволит в итоге все же не разочаровать моего тайного клиента и, совершив подмену, продать ему оригинал, в то время как Воротыйло придется восторгаться копией.
Только во всей схеме была одна-единственная закавыка: месье Шахрияр никогда и ни при каких обстоятельствах не продавал экспонаты своей коллекции.
Однако если я скажу об этом боссу, то снова за короткий промежуток времени разочарую его, и он, чего доброго, решит, что мне в самом деле пора на покой.
Пришлось на ходу что-то придумывать, и наконец я выдала:
– Мадам Барбара… Помните, мы как-то несколько лет назад были в ее антикварном салоне в районе Сен-Поля? Ну, когда речь шла о гравюре Мастера Е. S., которая оказалась подделкой…
Босс, продолжая делать приседания, заявил:
– Тридцать один – тридцать два… А, эта эксцентричная особа, что по-русски шпарит, как мы с тобой, хотя и француженка насквозь, которая нас надуть пыталась? Ну, и чем она нам может помочь? Она ведь какая-то мелкая сомнительная антикварша, не более того…
Я усмехнулась, поняв, что настал момент блеснуть инсайдерскими знаниями, недоступными подавляющему большинству занятых в сфере бизнеса с предметами искусства.
– Это так, и доверять старухе я бы не стала, так как она нечиста на руку и, говорят, даже когда-то отмотала за это срок, причем немалый. Однако она в течение многих лет была пассией месье Шахрияра…
– Сорок девять – пятьдесят…
Босс, резко прекратив делать приседания, заявил:
– Вот видишь, даже дыхание не сбилось! Так что хоть и умер три часа назад, сейчас я живее всех живых!
Но стоило ли в таком случае делать пятьдесят приседаний, я не была уверена.
Воротыйло продолжил:
– Так он что, разве не «голубой»? Как он одевается, как говорит, как ведет себя…
Я сдержала вздох. Босс как был простым воронежским пацаном, так им и остался.
– Ну, я не в курсе его сексуальных предпочтений и не хотела бы, если честно, быть в курсе. Думаю, все, что вы подметили, это его тусовочный имидж. Но то, что мадам Барбара много лет состояла с ним в связи, факт. Правда, потом она его бросила…
– Наверное, все же поняла, с каким гусем связалась! – не унимался босс, а я сказала:
– Но, и это мне хорошо известно, является одной из немногих, с кем месье Шахрияр поддерживает тесные отношения и кто имеет допуск в его дворец в Сен-Клу. Если вы попросите месье Шахрияра принять вас, вам будет отказано в аудиенции. А вот если это сделает его бывшая пассия…
– А ты голова, Мона! – заявил босс, просияв. – Так, где мои шмотки? Кроме ботинок ничего не осталось, так как пришлось разорвать для реанимации? Ничего, заедем сначала в отель, а оттуда рванем
