вплотную к ней, обеими руками судорожно хватаюсь за подушку, мое лицо рядом с ее ухом.
— Мама, — рыдаю я, голос подводит, горячие слезы неудержимо текут по щекам и губам, — мама, я здесь, услышь меня, посмотри на меня, ты ждала не напрасно, я так долго был в пути, так долго искал тебя, было очень трудно, все было против меня, я уже совсем не человек, все было вечно в тумане, меня вечно разрывало на части, я же сам себя не узнаю, рядом со мной никого, я же всегда один, я вечно как тень впереди себя и не вижу себя… но ты, ты здесь, всегда была здесь, я все время шел к тебе, ты просто долго спала. Ты лежала здесь, а я замешкался по дороге, но теперь я дома, я здесь, теперь тебе надо открыть глаза и услышать меня, потому что я вернулся, услышь еще раз, только один раз, еще один раз……
Я покрываю ее руки поцелуями, ее лоб поцелуями, он прохладный и влажный, я прижимаюсь ухом к ее сердцу, оно еще тикает, совсем тихо, едва слышно, оно как мерцающий огонек, скоро угаснет, наверху организм еще борется, дышит жестко и болезненно, в груди сильно хрипит, рот открыт, правый уголок губ опустился, кожа на торчащих скулах опадает, нос холодеет и заостряется, я не отступаю, собираю последние силы, она должна меня услышать: “Мама, мама, мама… ” Вдруг глаза опять открываются, они сияют прямо на меня, в них такой блеск, они смотрят сквозь тело, видят меня, меня самого, губы подрагивают, рука хочет подняться, погладить меня по голове, на полпути она падает, дыхание останавливается, мое сердце замирает, наступает жуткая тишина, грудь еще раз вздымается в ужасной схватке, рот искривляется будто в последнем отвращении, глаза опускаются, лицо белеет и холодеет, все кончено.
Я все стою и прислушиваюсь, где она теперь, только что был человек, мама, не пошевелится ли она снова, руки, губы, не скажет ли еще слово… все кончено, все тепло, вся жизнь исчезли, только холодное тело, было что-то — и прошло.
Что же я стою, что я тут делаю, чужой человек, чужая старая женщина лежит холодная и мертвая, я уже не помню, что привело меня сюда, я в какой-то маленькой, старой, гадкой комнатушке, снаружи солнце и воздух, где-то на улице кричит ребенок, интересно отчего, я подхожу к окну, смотрю на людей внизу, Нерон лежит на солнце в окружении мальчишек, шарманщик как раз поднимает инструмент и мартышку на спину и идет к соседнему дому, я закрываю окно, опускаю белые шторы, в комнате стало серо и тенисто, полная тишина, я еще раз подхожу к кровати: ничего не изменилось, мертвый человек, бедная старая женщина, я ничем не мог ей помочь.
— Ну как там? — боязливый шепот из соседней комнаты. — Есть надежда, вы считаете…
— Она только что умерла, — говорю я, — вам надо позвать врача, который лечил больную.
Она с криком вбегает в комнату, с криком припадает к кровати, я при этом стою неподвижно, печально, когда люди умирают, но это всех нас ждет.
Я поднимаю плачущую, она совершенно сломлена, висит в моих руках, я машинально глажу ее по волосам, как несчастны люди, как несчастен я сам!
Что поделать, я не могу ей помочь, отпускаю ее, кладу на старый камин несколько банкнот, не оглядываясь иду к двери и выхожу на солнце.
Свищу Нерону, он радостно вскакивает, виляет хвостом, светит солнце, светит солнце, но я его не чувствую, встречные прохожие смотрят мимо меня, никто не знает, где я был, никто не знает, что в такую рань я уже видел покойницу, они все очень заняты, зачем они так спешат, однажды они тоже будут лежать в комнате, и солнечные пятнышки на полу растворятся в тени.
Внутри у меня полная тишина, нет ни скорби, ни радости, ни солнца, ни страдания, я лишь бесконечно устал, все напрасно, все было напрасно, я тут иду, а наверху в маленькой комнатке на белой постели лежит старушка, я тоже хотел бы где-нибудь лежать, чтобы кто-нибудь подбежал ко мне и упал на колени у моей кровати, но рядом встанет незнакомец и скажет: “Печально, когда люди умирают, но это всех нас ждет”.
Куда я иду, следы за мной стираются, голос за мной улетучивается, за мной тишина, канат оторвался ото дна, теперь я дрейфую, то туда, то сюда, я ничего больше не хочу, ничего больше не ищу, хочу лишь в тот край, где я упокоюсь, в ту землю, что осенит меня миром……
На запад, на запад, куда я хочу, я снова сижу в поезде, граница давно осталась позади, куда, это французская форма, французские деревни, все места в купе заняты, мне в ухо бьет речь на чужом языке, окно открыто, я ничего не вижу, ничего не слышу, люди садятся и выходят, мы едем по узкой долине вдоль реки, едем мимо зеленых холмов, среди широких полей, проезжаем маленькие живописные городки… я ничего не вижу, сижу в своем углу, как в могиле, иду по широким подземным залам, потолок низкий и давящий, это убежище, если полетят мины, над нами земля, шаги одиноко отдаются эхом от влажных каменных стен, здесь синий сумрак, свет устало падает осколками из нескольких трещин в стене, здесь покойники, все покойники, я пробираюсь на ощупь от гроба к гробу, стучу по каждой крышке, наклоняюсь, чтобы прочесть каждое имя, в руке у меня маленькая свеча, маленький огонек трепещет и колышется, от стен струится ледяной холод, я не могу прочитать имен, в них не хватает букв, они раскрошились от времени, поросли травой, стерлись, развеялись, мне некогда стоять на месте, я иду все дальше, не останавливаясь, все дальше, ноги уже изранены, уши оглохли от однообразного звука шагов, мое одеяние опадает листвой, теперь я голый, кожа моя — одни лишь корки и струпья, они тоже отпадают, как и мозг, мышцы и нервы, диафрагма и кишечник, только сердце остается, трепещет, маленькое красное пламя, ищет и наклоняется, ищет и ищет, бьется и бьется, хочет только отдохнуть, отдохнуть наконец, но не может, и все же оно так устало, так устало……
Я что, уснул среди дня? Окно открыто, я не смотрю в него, все великолепие пейзажа, великолепие цветущей
