к ней, и по мере того как она приближалась, черты незнакомки становились четче: женщина ее возраста с серьезным взглядом, светло-коричневой кожей и в розово-сером рабочем комбинезоне, который толстил ноги и руки. Волосы были убраны в тугой хвост. Как только Марлоу увидела их, пальцы у нее стало покалывать из-за глубоко засевших воспоминаний о том, как она касалась этих волос: невероятно густых, но ломких, с очень хрупкими прядями. Марлоу помнила, как осторожно заплетала их в косы и завязывала резинками на концах.
— Грейс! — поразилась она. — Ты здесь работаешь?
Грейс помолчала. Она выглядела встревоженной.
— Нам нужно провести экспресс-анализ, — громко произнесла она. — В твоих мазках обнаружена патология. Следуй за мной, пожалуйста.
— Хорошо, — ответила Марлоу.
И вот так впервые в жизни она нарушила условия контракта. В нем имелся пункт, запрещающий разговаривать с кем-либо из детей, которые были там в ту ночь. Но ведь они больше не дети, правда? Марлоу не виделась с Грейс двадцать лет.
Глава седьмая
Орла
Нью-Йорк, Нью-Йорк
2015
— Слушай, — сказала Флосс однажды за вторым завтраком, крутя ножку бокала. — Знаешь того певца, Астона Клиппа?
— А он певец? — спросила Орла. Она отхлебнула свою «Мимозу» и не почувствовала абсолютно никакого вкуса. В заведении, куда они постоянно ходили по выходным в это время суток, — дешевом баре на крыше в Мидтауне, которое при открытии в воскресенье еще пахло хлоркой и ликером, — бокал «Мимозы» рекламировался как бездонный. Но Орла и Флосс пили уже далеко не по первому — они находились здесь почти три часа. Раздраженный официант каждый раз приносил им напиток чуточку темнее предыдущего, пока у Орлы не возникла уверенность, что в бокале нет ни капли шампанского. Теперь он уже разводил апельсиновый сок водой. По крайней мере, Орла надеялась, что это вода.
— Да какая разница. — Флосс пожала плечами. — Мне кажется, он идеально подойдет. Как думаешь?
Они уже несколько недель обсуждали следующий шаг: свести Флосс с человеком, который повысит ее звездный статус. Орла вспомнила о нечетком видео, которое недавно размещали в «Дамочках»: кулак Астона Клиппа поднимается над толпой на Ибице и обрушивается на парня, который, как он считал, толкнул его менеджера. Только парень оказался четырнадцатилетней девчонкой.
— Не знаю, — ответила Орла. — С ним могут быть проблемы.
— Ой-ой-ой, проблемы. — Флосс попыталась изогнуть брови. Из-за инъекций ботокса это приводило только к стуку в висках.
Орла представила себе, как Флосс на вечеринке сидит на коленях у Астона Клиппа и наклоняет голову, чтобы услышать его шепот, и заранее ощутила острую зависть. Она погрузилась в свои мысли, а Флосс встала и повела ее к выходу. Уже почти у дверей Орла сообразила, что они не заплатили. Пристыженная, она оглянулась и поймала взгляд официанта. Он смотрел на них, но не побежал вслед. Он испытывал явное облегчение.
* * *
Астон Клипп родился Остином Кумоном, четвертым сыном Ли, матери-одиночки из Кентукки, которая высветляла черные как смоль японские волосы и мечтала увидеть своего самого симпатичного ребенка на канале «Дисней». Пару раз в год она появлялась в Лос-Анджелесе, подталкивая Остина в комнаты, где мальчики его возраста, пригибая головы и бормоча заученные слова, изображали юных детективов с говорящими собаками, юных серфингистов-виртуозов с говорящими собаками и юных компьютерных гениев с говорящими собаками. Остин не выговаривал половину звуков.
— Фобачка, — обращался он обычно к ассистенту по кастингу, изображавшему на пробах говорящего пса. — Хочеф фаняться ферфингом? Я еду на моле. Видеу бы ты, как лебята фкачут по воунам!
Директор по кастингу неоднократно мягко намекал Ли, что не нужно больше таскать сына на такие пробы, но все было бесполезно. Она записывала Остина на прослушивания под вымышленными именами и в течение тридцатичасовых поездок безжалостно заставляла его долбить упражнения на исправление речи. В одной из таких поездок Остин, донельзя измученный матерью, втихаря записал ее назидания, добавил определенные спецэффекты и выложил ролик на «Ютьюб», назвав его «Моя тупая мать-стерва». Шесть миллионов зрителей увидели, как Ли с сигаретой в углу рта объезжает на дороге фуру, подсказывая сыну слова скороговорки: «Карл у Клары украл кораллы!» После этого Остин продолжил снимать видео, намеренно доводя мать до истерик и незаметно для нее записывая ролики, пока на их ранчо не появился менеджер из Голливуда Крейг. Спустя полтора месяца Остин непостижимым образом получил договор на запись альбома, а также контракт с телекомпанией, специализирующейся на пошлых программах для мужчин. Его пригласили создать ситком и исполнить в нем главную роль. К концу года Остин и Ли жили в Малибу, и она повсюду носила майку в рубчик с надписью «Демон позади меня». Остину в это время было шестнадцать лет.
Однако вскоре все полетело к чертям. Ситком о пацане, замыслившем укокошить тупую мать-стерву, был встречен с возмущением. Новостные программы — особенно каналы, которые делили офисное здание с засранцами из мужской телекомпании, — с восторгом приглашали в эфир негодующих родителей и шокированных представителей религиозных организаций. (Девочки-подростки, очарованные ослепительной улыбкой и черными волнистыми волосами Остина, появлялись в передачах за спинами родителей, вынося из них эффектные фразы вроде «Хочешь наказать меня, стерва? Да я тебя закопаю!».) В итоге телекомпания закрыла ситком, извинилась перед аудиторией и нашла способ не платить Кумонам. Силясь сохранить свой новый образ жизни, Ли начала судиться со всеми, кто попадался под руку. Она даже таскала Остина в суд как жертву клеветы. Хотя судья отверг обвинение, отношения с матерью были испорчены окончательно. Крейг посоветовал Остину освободиться от ее опеки; Остин согласился, бросил запасные джинсы и зарядное устройство в полиэтиленовый пакет и переехал в гостевую спальню в доме Крейга.
Вскоре после этого Ли выследила Остина и Крейга в кафе-мороженом и набросилась на сына. Тот обежал прилавок и спрятался за поддонами с топингом. Ли погналась за ним и, когда Крейг встал между матерью и сыном, схватила его за голову и ударила лбом о прилавок. Менеджер выпрямился, высоко задрав разбитый нос; к струйке крови прилипли кусочки сухофруктов. Множество зевак сняли эту сцену на видео, так что режиссеры новостных программ смогли смонтировать практически профессиональный фильм о драке, с крупными планами и разными ракурсами. Некоторые фанаты «Тупой матери-стервы» предполагали, что все это постановка.
Еще не успел зажить нос, как у Крейга возникла идея притвориться, что так оно и было. Изобразить всю деятельность Остина — от ранних роликов на «Ютьюбе» и обработанных с помощью автотюна синглов до презрительных реплик, которые он бросал матери, — как один длинный эксперимент, показывающий связь средств массовой информации и нравственности.
— Только подумайте, — уговаривал он руководительницу своего отдела, — это настоящий