– Потому что отражение должно оставаться там, где ему самое место. В тени.
– Она не человек?
– Смеёшься? У каждого человека есть такая тень. Не у всех настолько нахальная, чтобы таскаться за тобой по пятам по всему городу, ну так и ты не совсем обычная девочка. Не обращай внимания, она безобидна.
Юля двойник вжала голову в плечи и начала погружаться в толщу стены, как в воду.
– А Миша? Я бы хотела иногда возвращаться сюда, чтобы… Побыть с ним.
– Ему наверху опасно, я правильно уловила суть проблемы? И ты хочешь заходить сюда, когда тебе вздумается?
Я кивнула.
– Забавно. Скажи, а ты слышишь зов Праматери?
– Да.
– Тогда я могу помочь тебе, но тебе всё равно не понравится результат.
Она была права – мне не понравилось. По правде говоря, я чуть не выжила из ума, когда всплыли подробности.
Лена презрительно оглядела Мишку с ног до головы и процедила сквозь зубы:
– Ну что, красавчик, следуй за нами, – и развернулась, чтобы подойти к скромной и узковатой дверце под массивной мраморной балюстрадой главной лестницы, – ты у нас главное блюдо в меню.
Мишка занервничал, ещё когда увидел, как испуганное лицо моего потрёпанного двойника растворилось недалеко от собранного из мозаики огромного колоска пшеницы, красующегося на неприлично большом панно – явное наследие советских времён, и я рискнула предположить, что он волнуется не за девушку, а за собственную шкуру. Похоже, её вот-вот подпалят, а я ощущала непонятный холод в груди, как будто уже знала, что будет дальше.
Мы уже спускались по мрачноватой винтовой лестнице, начинающейся сразу за дверцей и затянутой паутиной настолько, что её ошмётки пружинили под ногами, когда Мишка окликнул нас:
– А что с ней? Она исчезла насовсем? – меня резануло искреннее беспокойство, проступившее в его голосе. Похоже, всё-таки не за свою шкуру переживает.
– Не психуй, мальчик, – Лена хмыкнула. —Твоя драгоценная девушка просто утекла отсюда куда подальше, но ты всегда сможешь найти её по текущему домашнему адресу Юли, так что не беспокойся. Хочешь сбегать и проверить прямо сейчас? Она будет в восторге.
– Но она не моя девушка, – он подошёл ближе и взял меня за руку, – а вот моя.
– Смешно, – Лена продолжила спуск, больше не оборачиваясь, но снисходительно бросила через плечо, – но мы ещё поглядим, что ты скажешь завтра.
Лестница оборвалась в пещере, чьи своды терялись в темноте. Земля мокрая и ледяная, но у меня совсем не было страха. Пожалуй, больше всего это напоминало полузабытое ощущение счастья, когда я совсем маленькой пробиралась в мамину кровать и обнимала её перед сном.
– Ну что, ты это чувствуешь? – её глаза сверкнули любопытством.
– А ты? – мне вдруг захотелось, чтобы все вокруг разделили пьянящую эйфорию, разлившуюся по всем клеткам. – Ты тоже?
– Нет, – она рассмеялась свободно и радостно, не сводя с меня пристального взгляда.
– Тогда скажи, ты и есть Праматерь? Это правда? Ты вспомнила именно это, когда попала сюда?
– Что? Нет. Конечно, нет, – она покачала головой.
– Тогда кто же она? Здесь больше никого нет.
– Она? Ты думаешь, что Праматерь – это какой-то конкретный и очень старый человек? Всё не так. Это сама Природа, её тёмная сторона. Она создаёт таких, как ты. И таких, как он. И находит баланс между мирами. Лазейку, чтобы взять своё.
– И ещё создаёт таких, как ты?
– Я уж точно не одно из её многочисленных чудищ, потому что была рождена человеком. Давай договоримся считать меня случайной, но крайне живучей жертвой одной очень завистливой ведьмы, хорошо? Ты бы удивилась, во что это вылилось, но сейчас не об этом. Поболтаем как-нибудь потом? – Лена нащупала на каменной стене небольшой выступ и поманила меня. – Хватайся и слушай.
В отличие от её тонких пальцев, лежащих на шершавой поверхности камня, моя ладонь провалилась глубже, как в тёплую воду. Тысячи голосов теперь не шептали, а кричали внутри меня, раздирая сознание, и все они мечтали поделиться своими тайными надеждами и историями сокрушительных провалов. Даже самые древние из них всегда были рядом с людьми и жаждали быть обыкновенными, но никогда не могли достаточно сдерживать себя, чтобы не навредить кому-нибудь. И поэтому они научились прятать худшую часть себя в сумраке, чтобы люди жили относительно спокойно.
Я оторвала руку от камня и с грустью посмотрела на Мишку, стоящего поодаль.
– Зачем ты сказала мне, что двойник безобиден?
– Ну, для тебя-то она абсолютно безопасна. Я же не говорила про всех остальных. Теперь понимаешь?
Я вернулась за ним через неделю. Нет, на самом деле я вернулась на следующий день, но просто не смогла заставить себя войти в собственную квартиру, чтобы проверить, чем они там занимаются. Всю следующую неделю я цеплялась за надежду, что это не сработает и здесь точно есть какой-то подвох, а я глупо купилась, как неопытная и наивная девчонка.
Чуда не случилось.
Они не просто так врали своим детям. Все они. Эти разговоры про невозможность поправить сломанные жизни, если вдруг у кого-то из нас возникла охота поиграть в неуверенного в себе спасателя, вздумавшего отменить предыдущий ход – чертовски хитрая ловушка.
Рано или поздно мы натыкались на человека, который заставлял нас переступать через себя, и тогда капкан захлопывался – просто в моём случае он сработал чуть позже.
Целые поколения женщин, способных одним взмахом ресниц превратить любого обывателя, разозлившего их за обедом или, не дай бог, покусившегося на их собственность, будь то человек или вещь, в вечного обитателя тьмы, заполонили бы города хищниками, так что они были вынуждены сдерживать себя и своих дочерей.
Когда я поняла, что больше не могу терпеть и должна своими глазами увидеть, что происходит, то мгновенно оказалась внутри квартиры, даже моргнуть не успела. Затемнённые окна не отражали включённый на кухне свет – Мишка стоял у входа и обнимал её, запустив ладони в распущенные волосы. Я замерла, ожидая какой-то реакции, но он лишь прошептал ей на ухо несколько слов и поднял глаза, уставившись в окно затуманенным взглядом.
Я стала для них невидимкой. Что же, в этом есть и преимущество, мне не придётся пулей вылетать отсюда, краснея от обиды. Даже позволила себе чуть-чуть задержаться, чтобы подслушать их болтовню, но это оказалось куда хуже, чем смотреть. Какая ирония – убеждаться, что теперь мой двойник поглощён тем, кого выбрала я сама.
Они не говорили дочерям, что случится, если ты передумаешь, потому что хотели, чтобы это случалось из-за действительно важной причины или важного человека – такого, который мог бы посадить двойника ведьмы на крючок. Кто бы стал обрекать такого человека на жалкое существование? А им была нужна качественная приманка, чтобы заставить двойника перестать пробовать вырваться через зеркала, потому что такой двойник куда опаснее в жатве, чем любой искусственно обращённый род людской.
