хочет! Но я найду его! Никуда от меня не уйдет!
По лицу Бориса было ясно, что мозг его напряженно работал:
— Не стоит ли присмотреться к Суприну? — проговорил он, как бы сам себе. — Сколько он нас мурыжил, за нос водил с этим контрактом? В неделю по десять раз условия менял! Как думаешь, не решил ли он поставить крест на всем? — голос Бориса звучал уверенно и убедительно.
Выразительно посмотрев на собеседника, Глеб задумался. А ведь и правда, если вспомнить, скользкий, как уж, Суприн действительно доводил его иногда до белого каления своими семью пятницами на неделе. Но чем он мог помешать Суприну, чтобы тот устроил на него целую охоту? Тем, что был настойчив? Но из-за этого устраивать покушение — абсурд. Однако, в противном случае, кому еще и зачем может быть нужен неоформленный до конца контракт? Казалось бы, никому. Но так ли это? Вдруг все-таки кто-то еще не хочет, чтобы была поставлена последняя подпись под ним, чтобы контракт, наконец, приобрел окончательную юридическую силу? И ради этого не остановился даже перед убийством троих человек, и похитил Ольгу. Непростая загадка. Много неизвестных.
— Что думаешь? — спросил Борис.
— Подумать есть о чем, — озадаченно отозвался Корозов.
— Клубок запутан. Могу подключиться к его распутыванию, — предложил Фокин.
Когда нет ниточки, за которую можно потянуть, все кажется ужасным. Между тем, времени на раскачку нет. В этих обстоятельствах примешь любую помощь. Глеб качнул головой:
— Всякая помощь сейчас не помешает, — сказал и, распрощавшись с Фокиным, вышел из его кабинета.
25
Захватив Ольгу, Козырь загнал машину в глухой тупик и затаился до сумерек. К Ольге еще не вернулось сознание, когда он связал ее, ощущая приливы возбуждения при прикосновении к ее стройным красивым ногам и упругому телу. Очнувшись и увидев, что связана, женщина возмущенно потребовала развязать. Но в ответ получила удар в живот, от чего задохнулась и свернулась калачиком на заднем сиденье. Все стало ясно. Потом попыталась завести с ним разговор, но Козырь не отвечал, только масленым взглядом блеклых зрачков косился на нее с переднего сиденья, ухмылялся, подергивая нервно руками и раздувая ноздри короткого носа.
В машине они были двое. Он, грубый и жестокий, и она, лакомая, кровь с молоком, полностью в его руках. Ее вид и беззащитность раззадоривали. Он взбудоражено причмокивал губами. В какой-то момент, не вытерпев, переместился на заднее сиденье и задрал ей подол. Она сжалась, ударила его ногами. Козырь вспыхнул и обрушил на нее свой кулак. Она обмякла. Он жесткой шершавой ладонью погладил ее ноги. Довольно хмыкнул. Дотрагиваясь до голого тела, облизывался. И уже готов был навалиться на нее, как вдруг сообразил, что Ольга без чувств. Это его охладило. Черт побери, уж не пришиб ли ее насмерть? Мысль ошеломила. Не хватало еще в третий раз потерпеть фиаско по собственной дурости. Вдобавок, он не любил секс с обездвиженными женщинами. Когда они неподвижны, холодны и безразличны, никакого удовольствия от этого не получаешь. Ему нужно было, чтобы они под ним крутились, как на горячей сковороде. Не имело значения, по желанию или сопротивлялись, главное, чтобы, как огонь, чтобы бились, как куропатки в его руках. Тогда он особо ощущал собственную мужскую силу.
Проверив пульс Ольги, успокоился. Кажется, все обошлось. Жива. Окинул ее глазами. Красивая. Как нарисованная. Точеная. Природа постаралась. Хорошую куклу оторвал себе Корозов. И покривил большой рот, опустив концы губ вниз. Как правило, похожие куколки швартуются к денежным тузам и обходят стороной подобных ему. Это больше всего бесило Козыря. И он использовал любой случай, чтобы сломать такую куколку, подмяв под себя. И эту не упустит. Двух зайцев срубит одним махом: и с куколкой позабавится, и Корозова за жабры возьмет. На этот раз тому не уйти.
Придя в сознание, Ольга зашевелилась. Сообразив, что происходило, когда она была без чувств, скукожилась. Бросила презрительно:
— Любопытный? Глаза на лоб не вылезут?
— Поговори еще! — пригрозил Козырь, дергая бровями.
Лежать ей было неудобно, и она попыталась сесть. Но Козырь грубо толкнул:
— Не копошись! Время не пришло!
— Да кто ты такой, чтобы я у тебя разрешения спрашивала? — возмутилась она. — Носом еще не вырос!
Упоминание о носе неприятно кольнуло его, как будто она особо отметила, как тот короток. С самого раннего детства все обращали внимание на длину его носа и когда хотели больно уязвить, всегда бросались фразами: «Не суй свой короткий нос», «У тебя нос не дорос», «Смотри, не прищеми свой невыросший нос», и другими похожими словами. Это всегда выводило Козыря из себя. И если насмешник был слабее, ему доставалось тумаков по полной программе. Так же он кидался и на более сильных, но тогда нередко туго приходилось ему. Впрочем, в любой драке он был чумовым. Между тем, у Ольги это вырвалось непроизвольно, она даже не смотрела на длину его носа.
— Прикуси язык! — прикрикнул он яро. — А то подрежу!
Никто сейчас не мог прийти ей на помощь. Защищаться могла только сама. Однако трудно не давать себя в обиду, когда связана. Между тем, сообразила, что он не стал насиловать ее, когда была без сознания. А ведь мог. Вполне. Она видела по его сальному взгляду. Но интуитивно учуяла, что с избитой и бесчувственной Козырь не станет делать этого. И потому на уровне подсознания смекнула, что должна доводить его до состояния бешенства. Пусть он кидается на нее с кулаками и обездвиживает. Да, разумеется, это больно. Это очень больно. Но лучше испытывать такую боль, чем быть изнасилованной подонком. Синяки сойдут, болячки затянутся, а вот стон душевный излечить очень трудно. И она выдохнула:
— Оботри слюни! Прыщ ущербный!
Эти слова завели Козыря с пол-оборота, в голове что-то щелкнуло, ударило жаром в затылок, и он обрушил на нее свой кулак:
— Заткнись! Или я придушу тебя! — стал бить, пока у нее не перехватило дыхание, и не потемнело в глазах. Затем, отвернувшись, выругался и вернулся на переднее сиденье.
Поздно вечером завел мотор, и покатил в неизвестном Ольге направлении. Привез ее к дому своей подружки. Дом на окраине города в малолюдном районе. Четыре этажа. Во дворе деревья, кусты, клумба, поросшая травой, старый асфальт и всего три машины. Жильцов никого не видно. Половина окон дома со светом, половина темные. Фонарь между двумя подъездами. Козырь, заглушив мотор, погасив фары и чуть опустив стекло, долго осматривал двор и окна дома. Откуда-то разнеслось кошачье мяуканье. Такое нудное и противное, что Козырь поморщился. Потом повернулся
