и ничего не могла объяснить. Она принесла ему эту неприятную весть, не зная подробностей случившегося. Холодный прищур глаз Вадима вдавливал их в плитку. Сейчас его раздражали все вокруг. И больше всего эти трое, потому что он не верил, что они сожалели о гибели Палаша. Скорее даже радовались, что не стало того, кто в любой момент мог взять их за горло по первому же окрику Вадима. Хичков заскрипел зубами. Все было плохо. Все как будто катилось под гору. И началось это с Козыря. Он первым подвел под монастырь. Не успел Палаш разделаться с ним. Не успел. Пришлось отвлечь его от этого дела на другое. Заказчик потребовал изъять бумаги у жены Корозова, с которыми та должна пойти к Фокину. И на тебе — Палаша взрывают. Произошло то, чего Вадим никак не мог ожидать. И так заказчик крайне недоволен, что с Корозовым дело не завершено, а тут вообще полный облом! Как оправдываться теперь? Хичков собственной шкурой почувствовал, как над ним закружил черный ворон. Но главное неизвестно, взял Палаш бумаги или нет? Вадим был зол. Вся эта история походила на дорогу в ад. Но почему не для него, а для Палаша? Не мог же тот случайно попасть в объятья сатаны? Нет. Тогда кому понадобилось убрать Палаша? Голова Хичкова гудела. Мозг долбило, как кувалдой по наковальне. И вдруг обожгло жаром. Догадка стеганула, как плеть вдоль спины. Козырю потребовалось это. Как шанс для выживания. Это же его метод, всегда убирать того, кто опасен. Да, больше некому. Хичков совершенно не сомневался в этот миг. И сразу на душе стало легче оттого, что определил виновного. Все. Козырю конец. Сам зароет его в землю. Вместе с Корозовым и его женой. Сжав пальцы в кулак, Вадим сверкнул глазами, махнул рукой раздраженно:
— Идите!
Троица мгновенно скрылась с глаз.
24
Остановив машину против здания фирмы Фокина, Исай помог Корозову выйти из нее. Ветер разметал расстегнутые полы пиджака Глеба, подхватил галстук, выбрасывая его в сторону, взъерошил волосы. Корозов прижал галстук к груди, застегнул пиджак и пригладил волосы. Свет фар автомобилей на дороге мелькал быстро и уносился, не оставляя следа. Исай, сунув одну руку в карман куртки, объяснил, что здесь произошло убийство водителя и охранников Ольги. Глеб, расставив ноги, не замечал холодного ветра. Уши как будто заложило, он, не слышал шума машин, и уж тем более не слышал шуршания отживших листьев, метущихся по асфальту. Некоторое время постоял, осматривая освещенный фонарями тротуар перед зданием, потом шагнул к дверям. В карих глазах стояла суровая озабоченность.
Здание фирмы Бориса было напичкано охраной. При входе и дальше на первом этаже у каждой двери торчали охранники. Стены в светлых тонах, двери чуть темнее. Глеба ждали. Налитой охранник в черной униформе проводил по лестничному маршу с плиткой под мрамор наверх в кабинет хозяина. Исай поднялся с ними в приемную и остался здесь вместе с налитым охранником. Стол и стул секретаря были свободны. Поздно. Время рабочее вышло. Стал у темного окна, колко посматривая на охранника. Тот помялся и сел на стул секретаря.
Кабинет Фокина был квадратным. В строгом стиле без изысков и чопорности. Обставлен мебелью по принципу: каждая вещь должна быть на своем месте и иметь свое назначение. Однако без доли аскетизма, который иногда присутствует в обстановке излишне экономных деловых людей. В центре — рабочий стол, за которым сидел Борис, сбоку еще узкий стол на десять мест. Напротив кожаный диван с мягкими креслами. При входе шкаф. Борис поднялся из-за стола навстречу Корозову. Его круглое лицо со сросшимися бровями над переносицей и разноцветными глазами было непроницаемым. Идеально одет, на пиджаке ни единой мятой складки. В общем, для Глеба это было привычно, он знал о придирчивости Бориса к своей одежде и сам в этом мало чем отличался от него. Фокин протянул руку для пожатия. Скупо спросил:
— Как здоровье?
Однако Глеб видел, что вопрос был задан для приличия, на самом деле глаза Фокина выдавали, что мозг его занят другими мыслями. Пропустив мимо ушей вопрос, как будто его и не было вовсе, Корозов сказал в свою очередь:
— Я приехал к тебе, потому что сегодняшнее ЧП произошло перед зданием твоей фирмы.
Показав Глебу на стул возле длинного стола и, дождавшись, когда тот сядет, Борис опустился напротив, ответил:
— Да, у меня была полиция. Кого-то убили, и пострадал один из моих охранников. Отвезли в больницу. Больше я ничего не знаю. Может, полиция знает что-то больше. Но мне некогда было вникать. Как видишь, за окнами уже темно, а я все еще на работе.
По щеке Глеба пробежала нервная морщинка:
— Все я вижу, — сказал он. — И знаю, кого убили. Троих моих ребят!
Налет багровости скользнул по лицу Бориса, нос еще больше заострился, Фокин наморщился, переспросил:
— Так это твои люди погибли?
В горле у Корозова заклокотало, но он произнес сдержанно:
— Ольга ехала к тебе. Перестреляли ее охрану!
Пристально посмотрев на Глеба, Борис распахнул веки:
— И где же она сама?
Резко, не обращая внимания на боль, Корозов поднялся, ногой отодвинул стул из-под себя, качнулся над столом, выдохнул:
— Исчезла!
Не меняясь в лице, Фокин протянул:
— Как так?
Напружинивая мускулистое тело, Глеб твердо выговорил:
— Вот и я хочу знать, как это произошло?
По-прежнему сохраняя самообладание, Фокин пробормотал:
— Ну-ну.
— Что ну-ну, Борис, что ну-ну? — с трудом сдерживал себя Корозов.
— А что с контрактом? — вдруг спросил Фокин.
Шагнув по кабинету, Глеб воскликнул, заложив руки за спину:
— Я же тебе сказал, Борис, Ольга исчезла!
Тоже став на ноги, Фокин подошел к темному окну, глянул сквозь стекла на вечерние огни на улице и бросил, как будто в пустоту:
— Христопродавцы!
Голос Корозова прозвучал по кабинету, как натянутая струна:
— Эти христопродавцы тенью за мной ходят уже долгое время! Двоих я видел собственными глазами! Сожалею, что не сумел разделаться с ними!
Отвернувшись от окна, Борис глянул исподлобья, холодно выговорил:
— Что ж так-то? Проблемы надо убирать сразу!
На мгновение остановившись, Глеб сжал скулы, и потом выдавил из себя:
— Спасибо за науку! А то я этого не знал!
На лице Бориса мелькнуло нечто, похожее на ухмылку:
— Ну-ну.
В кабинете наступила тишина. Потянулась, как резина, которая в какой-то момент непременно должна лопнуть. И лопнула, оборванная голосом Корозова:
— Есть во всей этой истории незримый рулевой. Я убежден в этом. Чем-то я, видимо, мешаю ему! Всеми путями от меня избавиться
