В деле воспитания Лагарп как бы забыл, что «важнейшая наука для царей знать свойства своего народа и выгоды земли своей». Он склонял внимание наследника престола к голосу философов. А философы того времени распространяли учение о пользе создания мелких государств для всех многочисленных народностей, населявших Россию.
Затем при русском дворе появились разные Спренгтпортены, Аминовы, Алопеусы и Армфельты, осужденные за измену на родине, но не оставлявшие мысли о создании из Финляндии чего-то самостоятельного и возможно независимого. В 1808 г. Спренгтпортен подал записку о соединении старой Финляндии с остальной, которую тогда только что завоевали наши войска. В 1810 г. в Петербург попадает, в качестве депутата, генерал-майор Аминов; он описал Государю Финляндию, как страну, принадлежащую «к самым просвещенным странам Европы», а рядом представил жалкое положение Выборгской губернии. Является, наконец, Армфельт и в целом ряде записок вымаливает внимание и сожаление к участи своих соотечественников, присоединенных к России в 1721 и 1743 годах, а в значительной части принадлежавших Швеции только с 1617 по 1710 г. В ход пускались им и лесть, и игра на гуманном чувстве и пр. Общие старания названных финляндских деятелей не пропали даром. В 1811 г. Армфельт работал уже над проектами объединения обеих Финляндии, считая, что при посредстве их совершит «великое дело» для человечества. К сожалению, в Сперанском он нашел для себя ценного союзника и в декабре 1811 г. последовал манифест об именовании старой и новой Финляндии совокупно Финляндией. Воссоединение Старой и Новой Финляндии состоялось.
Армфельт не дремал. Он сейчас же делает второй шаг и напрягает все свои усилия к возможно быстрому удалению из Выборгской губернии русских чиновников и всего, что там напоминало о России. Для этого он подыскивает энергичного губернатора Шернваля — и часть прежней Карелии и завоевание Петра Великого вновь превращаются в Финляндию. За 90 лет нахождения Выборгской губ. под русским владычеством она значительно обрусела: жители её потеряли всякое сочувствие к остальной Финляндии, и многие из них «никакого, кроме русского языка» не знали. Армфельт упорно шел к намеченной цели и твердил: «должно стараться отделаться от варваров (русских) и на их место посадить людей с либеральными принципами».
Великая Россия, при отсутствии в ней в то время всякой политической жизни и всякого движения общественной мысли, едва заметила происшедшую на севере перемену. Кроме того, все. взоры тогда устремлены были на запад и на юг. Но лица, осмысленно относившиеся к окружающему, горько посетовали на судьбу и корили виновников воссоединения. Один из русских патриотов, Ф. Ф. Вигель, сожалел, что бывшее достояние России отдали «горсти её иноземных врагов»; другой, — генерал Л. И. Голенищев-Кутузов, — недоумевал, как можно было проявить доверие к таковому авантюристу, как Армфельт, который продолжал служить королю Швеции и оберегать стокгольмские интересы. Я вижу в Армфельте, писал Голенищев-Кутузов, — «змию, которую Россия приютила у себя в утробе, чтобы быть ею разорванной на части». Немало укоров делает он также в своем дневнике по адресу Сперанского. Великий князь Константин Павлович тоже нашел ошибочным возвращение Выборгской губ. Финляндии.
Валаам
«Сохрани Бог, — писал он, — под каким бы то ни было предлогом производить раздробление России. К несчастью, в Финляндии мы уже совершили нечто подобное... Какая слава для нас, что то, чего не мог сделать неприятель, мы сделали сами. Наконец, и Император Николай I не мог одобрить действия своего брата. «Пример того, писал однажды Император, что было испробовано с Выборгской губернией, влечет уже за собою до того важные неудобства, что возможно возвращение её к Империи в собственном смысле слова».
В 1814 году умер Армфельт. Главным финляндским деятелем сделался Р. Г. Ребиндер, избранный еще Сперанским себе в помощники по финляндским делам. И Армфельт в последние годы своей жизни, и Ребиндер много хлопотали о новом созыве сейма. Но все напрасно. Государь последовательно отклонял их домогательства и это тем более, что и другие финляндцы, как, например, Аминов, находили созыв земских чинов совершенно излишним. В 1818 г., после открытия сейма в Варшаве, финляндцы вернулись к прежним своим планам, и опять неудачно. На этот раз Ребиндер желал получить для Финляндии полную писанную конституцию. Соотечественники дружно поддержали его в этом стремлении. В комиссии финляндских дел начались уже предварительные работы по преобразованию учреждений края с тем, чтобы увенчать все надлежащей конституцией. Составлен был обширный проект реформ. Для выработки же новых основных законов имелось в виду учредить особую комиссию. Председателем её Государь назначил Аминова.
Однако, этой комиссии никогда не суждено было собраться и проект конституции при Александре I дальнейшего движения не получил. Аминов составил специальную записку, в которой излагал что конституция, находящаяся В основных законах Швеции, т. е. в Форме Правления 1772 г. и в Акте Соединения и Безопасности 1789 года, не во всех своих частях применима к новому положению Финляндии, — хотя принципы этой конституции основаны на монархическом начале, — а потому желательно, — писал он, — получить для края новую конституцию. Но время было упущено. Александр I стал уже подозревать враждебные течения в Финляндии и Ребиндер поспешил представить Государю обширную записку, стараясь оправдать своих соотечественников. Кроме того, в России создалась влиятельная оппозиция, противодействовавшая выделению окраин в полу-самостоятельные государства и предоставлению разным присоединенным областям всевозможных льгот и преимуществ, коих не имела центральная Россия. Во главе этой оппозиции стоял историограф H. М. Карамзин. Да и сам Император к концу своего царствования определеннее относился к полноте своей власти и самую конституцию понимал как «законно-монархическую форму правления» и допускал конституцию лишь кажущуюся, а не действительную. Короче, он охладел к мечтам своей юности.
В 1823 г. Штейнгеля на посту генерал-губернатора сменил 39-летний Арсений Андреевич Закревский. Как участник войны 1808-1809 г.г., он несколько знал Финляндию. Закревский был человек необыкновенно подвижный, справедливый и деятельный. Он начал свое управление с объезда края, для всестороннего его изучения, и удручен был отчужденностью населения и образованных классов от всего русского. «Государь никак не полагает, чтобы финны ненавидели русских, тогда как это заметно почти на каждом шагу», — писал Закревский своему знакомому. Судопроизводство края, по справедливому мнению нового его начальника, основано на ложных началах и часто противно здравому смыслу. Приступив к управлению, он заявил, что никогда не подпишет ни одной бумаги на шведском языке. Прошли Штейнгельские времена; генерал-губернатор начал работать самостоятельно, не пожелав слепо следовать указаниям сената и беспрекословно исполнять желания председателя Финляндской комиссии. Закревский воспротивился тому, чтобы помимо
