за собой дверь.
Лея снова осталась одна. Прислушавшись к своим желаниям, она поняла, что хочет есть.
«Хороший знак. Может, в моем случае и правда не все потеряно?»
4
Неизвестно, повлияло на Лею общество сестры или постоянные разговоры с Юрием (пару раз он даже навещал ее на выходных), но она все быстрее возвращалась к жизни. Прилив сил не был надуманным: Лея начала правильно распределять свое время, питаться не через силу, а по желанию и все реже думала о неблагоприятном исходе, в котором она до конца жизни вязала бы крючком и спицами, все дальше откладывая свои детские мечты и стремления. По ощущениям ее внутреннее преображение произошло меньше, чем за неделю, но на деле прошло два с половиной месяца со дня смерти Рамона.
Как Лея и ожидала, его мать окончательно забросила попытки дозвониться до сына. Теперь о судьбе женщины оставалось только гадать, и Лея старалась поскорее забыть о ней, так и не сумев побороться с симпатией к ее образу, за много лет укрепившемуся в сознании Леи.
Весна медленно подавала признаки жизни, будто никак не могла отойти от долгой спячки. Весь март прошел в дождях и грозах, и только к началу апреля солнце постепенно начало согревать уставшую от морозов землю.
«Несмотря на серость и уныние, я чувствую себя… приемлемо», – она была бы рада подобрать лучшее слово для описания своего состояния, но и так оценивала себя слишком высоко.
Перемены в Лее заметил и Юрий, и в одном из телефонных разговоров он сказал:
– Потребовалось почти три месяца на то, чтобы услышать твой обычный голос. Теперь я могу спросить: «Какие у тебя планы на будущее?»
– В смысле? – Лея лежала на диване и глядела в потолок. Она предполагала, о чем пойдет речь, но хотела, чтобы Юрий выразил свою мысль вслух.
– Твоя работа, – уточнил он.
– Работа? Хм… В последнее время я все чаще задумываюсь об этом. Мне скучно сидеть дома и делать одно и то же. Моему внутреннему ребенку не хватает действий, – понурым голосом ответила она.
– И что ты надумала?
– Появилась одна бредовая мысль по поводу твоего предложения стать частным детективом, – Лея сделала паузу, ожидая, что Юрий попросит ее продолжить.
– Рассказывай, – в ту же секунду откликнулся парень. Сейчас он уже терялся в догадках, к чему же клонит Лея.
– Рамон оставил мне записку. Я ее не читала целиком, но там идет речь о работниках того бюро, что-то типа досье. Я не знаю, с чего он вдруг решил так сделать. Зачем?
Мысли о «Мортеме» стали посещать Лею около двух недель назад, когда вместо обычного запрета на обдумывание этой темы, она задалась вопросом: «почему же их все еще не раскрыли?». После смерти Рамона Лея была уверена, что ей никогда не понадобятся его записи и даже порывалась их выкинуть, но затем останавливала себя, потому что «любая память о Рамоне не подлежит утилизации». Теперь, когда Лея жила одна, она все чаще подвергала свою жизнь и действия анализу. Лея не чувствовала, что находится сейчас на своем месте. Ей просто хотелось больше адреналина, больше динамики, больше знакомств, а вязание могло обеспечить разве что знакомства, да и то ненадолго. Если бы Юрий не спросил первым, они бы все равно пришли к этому разговору, потому что сейчас Лею терзали сомнения.
– Видимо, Рамон знал тебя лучше, чем ты сама, – с усмешкой ответил Юрий. Это был первый раз, когда друзья вернулись к теме бюро, но Юрий старался делать вид, будто ему уже все известно и его ничто не может удивить.
– Поконкретнее, – Лея решила сменить положение тела и теперь сидела на диване, опершись спиной об стену.
– Да ты же все понимаешь, разве нет?
Лея задумалась.
– На самом деле я была уверена, что он просто хотел меня отвлечь. Это странно, отвлекать меня тем местом, в котором его не стало, но, как бы это сказать…
– Но твоя заинтересованность историей может перекрыть то, что там умер Рамон? – помог ей Юрий.
– Да… Нет, даже не так. То, что там умер Рамон, заставляет меня туда пойти. Я зла на «Мортем», хоть в этом и нет смысла. Я просто хочу узнать… Черт, не могу сформулировать, что конкретно… Наверное… Нужно начать с имен, – почти шепотом, будто вынося приговор, сказала Лея после недолгой паузы.
– Уже неплохо, – поддержал Юрий, который был готов ухватиться за любую идею подруги, только чтобы поднять ее дух.
– Не верится в то, что мы сейчас с тобой серьезно это обсуждаем. Как-то глупо.
– Почему же глупо? Кроме шуток, тема достаточно серьезная. Почему ты считаешь это глупостью?
– Все подобные детские истории оказывались глупостью, я не верю, что и эта не окажется тоже. Я могу себе представить «Мортем», могу представить, как туда ходил Рамон, но представить, что именно там происходит, я почему-то не могу. Как будто это все еще нереально, все еще какая-то байка, – Лея говорила медленно, вдумчиво. Юрий задал ей хороший вопрос, на который она только сейчас смогла сформулировать вразумительный ответ.
– Не это ли главное причина попробовать? – настаивал Юрий.
Лея, будто вернувшись в реальность, спросила:
– Почему ты так хочешь, чтобы я туда пошла?
– Во-первых, я разделяю идею Рамона и тоже считаю, что тебе нужно на что-то отвлечься, во-вторых, я думаю, что это станет хорошим толчком в новую специальность…
– Или в могилу, – с усмешкой перебила Лея.
– Если ты так считаешь, то, конечно, лучше там не появляйся, – с непривычным строгим оттенком в голосе ответил Юрий.
– Признай, что тебе просто сейчас любопытно. Я это сразу поняла, но ни в чем тебя не виню, – сказала Лея без обиды или желания поддеть друга.
– Признаю, мне любопытно, но я не настолько хреновый друг, чтобы гнать тебя туда только ради удовлетворения своих хотелок. И Рамон таким не был. Наоборот, он хорошо тебя знал, иначе не стал бы писать нечто подобное. Если бы я не был твоим другом, то подумал бы, что он поступил дико, а так… Даже ход его мыслей улавливаю.
– В итоге дикой здесь выгляжу только я, – с иронией заключила Лея.
Юрий было попытался ее переубедить, но Лея явно дала понять, что сказала последнюю фразу не со зла и не собирается снова за что-то себя ругать. Друзья разговаривали еще минут десять, затем Лея положила телефон на диван и некоторое время сидела неподвижно. Настойчивый голос в голове убеждал, что планы насчет «Мортема» – детский сад, которым Лея решила побаловаться от безысходности, но тем не менее
