Не договариваю. Отворачиваюсь и шмыгаю носом, как будто хочу заплакать.
— Не надо, Ксюш, — просит он. Верит. — Прости. Я дурак. Я не знал, как поступить, чтобы…
И замолкает.
— Чтобы «что»? Никит? Договаривай.
Он встает и отходит от меня к речке. Смотрит на нее. Я все еще сижу на бревне.
— Нравишься ты мне, — вдруг слышу тихое.
Может, показалось?
Но нет.
Никита поворачивается ко мне и подходит. Садится рядом на бревно и повторяет:
— Нравишься.
И упирается взглядом в землю. Молчит.
— А разве, когда человек нравится, так поступают? — спрашиваю я чуть слышно.
— Я не знаю, как поступать, — признается он. — Со мной такое впервые. Артем еще этот, — уже произносит зло.
— Никит, скажи, — решаю спросить я, — фотография… ты правда меня сфотографировал, когда я… ну, тогда? И показал Артему? Еще кому-то показал?
— Какая фотография? — недоуменно смотрит на меня. — О чем ты, Ксюш?
— Мне Тема сказал…
— Тема? — взрывается Никита. — Ты с ним разговаривала? Когда?
Больно хватает за руку.
— Не важно, — упрямо говорю я. — Отпусти, я пойду.
Пытаюсь вырвать свою руку, но он не отпускает. Крепко держит
Пытаюсь встать, но он надавливает мне на плечи.
А потом обнимает и прижимает к себе.
— Не отпущу, — говорит в волосы. — Не отпущу. Ни к кому не отпущу.
— Никит, ты пугаешь меня, — признаюсь я.
— Не бойся, — говорит он.
Немного отпускает и берет мое лицо в руки. Смотрит в глаза.
— Я хочу попробовать начать все сначала. С тобой, Ксюш. Как будто ничего не было.
— Ты говоришь глупости, — смело заявляю я. — Весь лагерь уже в курсе. Знаешь, как меня называют? Не за глаза, Никита, нет. А нагло глядя в них. Знаешь?
Я готова расплакаться от воспоминаний о том, как парни отзывались обо мне. парни, которых я даже не знаю.
— Я заткну каждого, — цедит сквозь зубы Никита. — Кто тебе это сказал? Покажи мне.
— Не надо, Никита. Это уже не поможет. Уже все знают.
— Поможет, — хмурится он. — Я сам со всеми поговорю.
— Я не готова начать все заново, — опускаю взгляд в землю. — Не хочу.
— Ксюш, — он приближает свое лицо ко мне.
46Но я отступаю на шаг.
— Что мне сделать, что ты простила меня? — хмурится он.
— Ничего, — пожимаю плечами. — Я просто не хочу. Понимаешь, Никита? Не хочу. Ни с тобой, ни с Артемом. Ничего не хочу. И вообще, завтра пойду к директору проситься назад. Хватит, поработала в лагере. Домой хочу.
Никита удивленно смотрит на меня.
— Подожди! Как домой? Смена только началась! А я?
— Ты? — я хмурюсь. — Ты уже сделал для меня все, что мог. И даже больше. Извини, «спасибо» говорить не буду.
Обнимаю себя руками, пытаясь защититься, отгородиться.
— Ксюш, — Никита опять делает шаг ко мне.
— Нет! — я выставляю вперед руку. — Нет! Не подходи ко мне! Не прикасайся больше! И другу своему передай, чтобы и он не подходил! Не хочу вас видеть больше!
Я выплевываю это ему в лицо и убегаю.
Забегаю в домик, тяжело дыша.
— Ты что? От маньяка убегала? — смеется соседка, глядя на меня.
— Почти, — отвечаю и падаю на кровать. Отворачиваюсь к стенке и накрываюсь одеялом с головой.
На следующее утро твердо решаю сходить после работы к директору. Буду просить разрешить мне уехать. Дальше здесь находиться невыносимо. Из домика выхожу последней, девчонки уже ушли.
Закрываю дверь. Поворачиваюсь. И утыкаюсь взглядом в Никиту.
— Ты? — вырывается у меня. — Ты зачем пришел? — прихожу в себя и холодно смотрю на него.
— Не уезжай, — произносит он всего два слова. — Я прошу тебя. Не уезжай.
Собираюсь ответить, что уже поздно, но в этот момент мимо идут трое парней. Они замечают нас и начинают ржать. Потом один из них кидает в нашу сторону:
— Ковалев, на поле иди. Потом, — он показывает пальцами красноречивый жест, — ее.
И гогот. Который бьет в самый мозг. И самое сердце.
Закрываю лицо руками. Мне хочется спрятаться, а еще лучше стать невидимкой. Пропасть. Исчезнуть.
— Заткнись! — доносится до меня рык Никиты и потом хлесткие удары.
Убираю руки с лица и в ужасе бегу к пацанам. Там уже драка. Вернее, дерутся двое. Никита и тот пацан, что кричал обидные слова.
— Еще слово, сука! — Никита сплевывает на землю и наносит еще один удар.
— Ковалев! — дергает его за руку один из парней, что стоят и просто наблюдают. — Отпусти его! Убьешь ведь! Проблемы никому не нужны. Я думаю, Костян понял все.
Никита отпускает пацана и хватает за грудки уже того, кто только что обратился к нему:
— А ты?! Ты понял?! Сука! и ты?! — бросает взгляд на третьего парня.
— Да поняли мы, ну, — отвечают они. — Остынь! Хер поймешь вас. Сам же…
— Заткнись! — звучит из уст Никиты и он ударяет и второго пацана.
— Никита! — уже вступаю я, пока все не превратилось в массовую драку. — Прекрати! Перестань!
Никита отталкивает от себя парня и подходит ко мне.
По подбородку течет тонкая струйка крови, на щеке ссадина, а костяшки кулака тоже в красных пятнах.
47Не знаю, чем бы все это закончилось, но спустя пару минут к нам подбегает ещё один парень. Взрослее Никиты и тех парней. Выше и лицо такое, взрослое, что ли.
— Что тут происходит? — строго спрашивает он, посмотрев на каждого из парней. — Из лагеря вылететь захотелось? Ну-ка, быстро на тренировку!
По тому, что ни один из парней не смеет сказать ему что-то против, я понимаю, что этот подошедший к нам парень либо тренер, либо кто-то из работников лагеря.
Те трое парней, что затеяли драку, уходят сразу. Даже не посмотрев в мою сторону.
Никита ещё стоит.
— А тебе, Ковалев? Отдельное приглашение надо? Команда уже на поле! Быстро!
— Ксюш, — несмотря на все вышесказанное произносит он и делает шаг ко мне.
Я отступаю.
— Ковалев! — в голосе парня уже нескрываемая злость. — Предупреждение?!
Никита исподлобья смотрит на парня, потом на меня. Стоит ещё какое-то время и уходит, пнув при этом пенек.
