атаку на духов. Но когда до врага оставалось не более тридцати метров, прогремели взрывы: один, потом ещё. Плато оказалось заминированным. В пылу боя Егор и его люди не заметили растяжек.
Вдруг прогремел взрыв, и Егора бросило на камни взрывной волной. Он тут же попытался вскочить, но почувствовал острую боль в ноге, вскрикнул и потерял сознание.
Когда он очнулся вновь и открыл глаза, то увидел, как на плато бродят душманы, останавливаясь у его бойцов.
«Раненых добивают, суки!» – догадался Егор. Он потянулся за автоматом, но его ствол покорёжило взрывом.
Духи заметили, что офицер зашевелился, и трое из них бросились прямо к нему.
Слабеющей рукой Егор рванул за кольцо ручную гранату и зажал её на мгновение в кулаке, молча глядя на врага.
– Господи Иисусе Христе, помилуй мя, грешного! – прошептал Егор и разжал ладонь. Лязгнула чека, и духи как по команде бросились на землю.
Один, два, три, четыре…
«Не взорвалась», – понял Егор. Вновь накатила дурнота и свет погас.
Глава 5
– Зачем тебе этот русский, Ахмат?
В горном ауле на ковре, разостланном на деревянном помосте, сидели двое. Один из них – мужчина лет сорока пяти с чёрной бородой, в чалме и пёстром халате, а другой – помоложе, говоривший с явным акцентом (арабский наёмник), в военном камуфляже и берете. В руках они держали пиалы с зелёным чаем.
Между тем араб продолжал:
– Он убил много наших людей: Махмуда, Яхью, Мамеда. Нас чуть не угробил – хвала Аллаху, граната не взорвалась! Давай зарежем его, шакала! – злобно оскалясь, взялся за кривой ятаган бандит.
– Он – воин. Дрался, как лев, – возразил арабу Ахмат. – Нам нужны настоящие воины!
– Почему ты уверен, что он будет воевать на нашей стороне? Он их командир, офицер!
– Не горячись, Ясин! Посидит в яме, поголодает, подумает. А потом, если захочет жить, примет нашу веру. Во всяком случае, отрезать ему голову мы всегда успеем!
– За ним могут прийти его люди! – настаивал Ясин.
– Мы положили в долине почти всех шурави. А тех, кто прорвался, – в горах. Кто будет искать его здесь, в кишлаке? Кто знает, что он здесь?
– Ну смотри, как знаешь! – покачал головой араб.
Егор смутно, как в тумане, помнил, что его, связанного по рукам и ногам, долго волокли на палках по горным тропам бородатые духи. Сколько по времени продолжался их отход, он не знал: сознание то покидало его, то возвращалось вновь. Уже в сумерках показался прилепленный к скалам аул. Здесь его грубо спихнули в глубокую каменистую яму. От удара о землю раненой ногой Егор вновь потерял сознание. А когда очнулся от холода, увидел в темнеющем небе над своей головой плетёную решётку. Его знобило. Всё лицо, посечённое мелкой каменной крошкой в бою, горело. Ныло от порезов и ссадин тело. Но хуже всего дело обстояло с ногой. Егора мутило – он понимал, что потерял много крови. Руки по-прежнему оставались связанными, и обследовать ногу он не мог. Рана крутила и дёргала. Сапоги, ранее бывшие на ногах, исчезли. Тряпка, которой его ногу обмотали душманы, вся в кровавых пятнах, была не первой свежести. И наш друг всерьёз опасался гангрены.
«Лучше бы пристрелили, чтобы не мучился! – с тоской подумал Егор. – Но это Восток! Наверное, будут пытать! Почему я не погиб в бою?! Дай мне силы, Господи!»
Егор до самого рассвета, борясь с подступающей дурнотой, вспоминал все перипетии боя и несбывшиеся обещания командования прислать вертушки. Погибших своих ребят. Увидев их лица и глаза ясно, как будто бы они сейчас стояли перед ним, не выдержал и, сотрясаемый глухими рыданиями, дал волю чувствам.
С лучами утреннего света решётку отодвинули и в яму подали деревянную лестницу, по которой, осторожно ступая в широких шароварах, спустился молодой афганец. В руке он держал кувшин и лепёшку, которые молча опустил на землю рядом с Егором. Затем, наклонясь над узником, достал нож и разрезал верёвки на его руках и ногах. Немного пошарил в кармане своей куртки, извлёк из неё матерчатый мешочек и, положив его рядом с кувшином, полез вверх по лестнице, так и не произнеся ни слова. В следующий момент лестницу втащили наверх и задвинули решётку.
Наблюдая за афганцем, Егор с громадным облегчением разминал посиневшие от пут руки. Как только тот исчез из вида, узник схватил металлический сосуд и стал жадно, обливаясь, пить воду. Но тут резкая боль в ноге напомнила о ранении.
«Нужно сэкономить воду, чтобы обработать рану», – подумал Егор и начал распутывать тряпки.
Боль то и дело огнём сковывала тело. Добраться до раны оказалось непросто: тряпки присохли и их пришлось отдирать в прямом смысле с кровью. Вид ноги был ужасающим – осколок пропахал икру, но кость уцелела. Временами теряя сознание от боли и потери крови, Егор кое-как всё же обмыл ногу водой и, найдя в мешочке оставленные афганцем новые тряпичные лоскутья, обмотал ими кровоточащий рубец.
«Ну и что дальше? – размышлял Егор, привалившись к стене ямы. – Отчего такая забота?»
Его мутило, и съесть лепёшку не получалось.
Через какое-то время, которому Егор стал терять счёт, снова спустили лестницу, и двое духов вытащили узника из ямы. Едва держась на дрожащих ногах, он поплёлся по каменистой тропе в указанную сторону вдоль каких-то землянок или нор, рядом с которыми стояли застывшие от любопытства дети и женщины с замотанными до глаз лицами.
«Скотское существование, – подумал Егор. – А ведь тоже хотят жить!»
Его подвели к деревянному крытому помосту, на котором сидели двое: один – с бородой и в чалме, а второй – в военном камуфляже и военных ботинках.
– Щай, акель![7] – скомандовал тот, что был в военном, почтенно склонившемуся к нему человеку. И человек немедленно бросился выполнять приказ.
– Ну что, шурави, очухался? – буравя Егора чёрными злыми глазами, спросил тот, что был в чалме, на коверканом, но понятном русском языке.
Егор молча смотрел в его глаза.
– Что молчишь? Жить хочешь?
– Хочу.
– Тогда принимай нашу веру и оставайся с нами!
«Ну вот и всё!..» – подумал Егор. Внутри всё оборвалось.
– Что, язык проглотил, неверный? Говори!
– Я верую в своего Бога Иисуса Христа и Святую Троицу, – твёрдо сказал Егор.
– Ах, шакал! – вскочил с помоста араб. Подлетев к узнику, со всего размаха двинул ногой в ботинке по раненой ноге пленника.
От нестерпимой боли Егор потерял сознание, а пришёл в себя уже в яме. Сознание возвращалось мучительно, вместе с приступами тошноты и пульсирующей жгучей боли в ноге.
Ему вдруг вспомнилось, как много лет назад, ещё до
