бывших советских республик, и неожиданно для самого себя, ломая план своего выступления, произнёс:
– Уважаемые коллеги, в соседнем с отелем здании находится школа, которую ваш покорный слуга окончил когда-то в шестидесятых. Тогда я ненавидел физику и математику и подговаривал друзей пропускать уроки, сбегая вместе со мной на речку.
В зале раздался смех, отдельные хлопки и затем дружные аплодисменты.
– А он – оригинал, этот ваш Дронов, – наклонился к уху Майлза профессор Митчелл. – Умеет держать аудиторию в руках!
– О да, совершенно нестандартное мышление! – согласился американец. – В Бостоне ему готовы предоставить лабораторию для исследований и абсолютную свободу набора персонала!
Между тем Михаил продолжил:
– Так вот, теперь той чистейшей речки, куда мы бегали купаться мальчишками, не существует. Её, как, впрочем, и многие другие источники ключевой воды, поглотило не совсем чистое с точки зрения экологии водохранилище, целесообразность создания которого в зоне множества крупных рек и озёр я сейчас не берусь обсуждать. Однако это всего лишь вода! Намного труднее и ответственнее правильно распорядиться атомной энергией. Если допустить ошибку в этой области, то пострадает уже не только экология – речь пойдёт о самом существовании жизни…
Дронов возвращался в Москву. Было всё так же тепло, и по ветровому стеклу джипа колотили капли дождя.
Они выехали за черту города, где стоял обгоревший во время летних пожаров сосновый лес.
– Эмиль, – обратился к своему водителю Дронов, – через двадцать километров будет поворот к монастырю, постарайся не промахнуться!
– Вы хотите заехать в монастырь? – удивился молодой человек.
– А ты крещёный? – вопросом на вопрос ответил учёный.
– Да.
– Вот и я тоже.
Наступила пауза, во время которой каждый из сидевших в автомобиле мужчин думал о чём-то своем. Наконец Эмиль, усмехнувшись, повернул голову в сторону шефа:
– Я думал, что ядерщики в Бога не верят!
– В Бога нельзя верить или не верить! В него веруют! В этом большая разница! Настоящий учёный, будь он физик или лирик, знает лишь малую часть того, что открыл ему Всевышний. И чем дальше вникает он в своё дело, тем всё большее восхищение должно охватывать его от высоты премудрости Творца! В противном случае учёный движется в неверном направлении и непременно зайдёт в тупик.
В монастыре Дронов пробыл около часа. Он давно не был в храме и сейчас, используя возникшую возможность, заказал службы за живых и умерших родных ему людей, поставил свечки к старым намоленным иконам.
Величественный храм хранил покой и торжественную тишину. Здесь время текло по-особенному – неторопливо и значимо. Покидать его не хотелось.
Выйдя из стен монастыря, стоявшего на горке, Михаил огляделся вокруг. Во всех направлениях, куда только хватало глаз, раскинулись привольные казачьи степи, щедро напоённые водами великого Дона.
Чёрная, как мазут, земля убранной пашни отдыхала в ожидании нового сева. Тугой воздух пьянил голову.
– Ну что, опять уезжаешь? Надолго или теперь навсегда? – голос звучал с укором.
– Нет, я скоро вернусь к тебе насовсем, – ответил Дронов и, не оборачиваясь, пошёл к машине.
Через несколько минут джип снова выехал на трассу и взял курс на Москву.
Дронов молчал, говорить не хотелось.
Эмиль включил приёмник. В исполнении группы «Любэ» звучала любимая песня Михаила, написанная композитором и современным продюсером Игорем Матвиенко на замечательные стихи Александра Шаганова:
Полюшко моё, родники.
Дальних деревень огоньки.
Золотая рожь да кудрявый лён.
Я влюблён в тебя, Россия, влюблён…
«Боже мой! – в очередной раз изумился Дронов. – Как же можно было сегодня, среди сумасшедшего разгула попсы, написать такую песню, которую словно бы поёт сама душа русского человека! Вот уж действительно – неисповедимы пути твои, Господи!»
Будет добрым год-хлебород.
Было всяко, всяко пройдёт…
«Да уж, – мысленно повторил Дронов, – всяко было, всяко пройдет…»
* * *
Михаил открыл входную дверь московской квартиры своим ключом. Из комнаты навстречу ему уже торопилась жена.
– Ну, привет, как съездил? Как твоё выступление на конгрессе?
– Что?..
– Как что? – удивилась супруга. – Выступление…
– А, выступление, да всё в порядке!
– У тебя что-нибудь случилось? – забеспокоилась жена, видя рассеянное лицо мужа. – Уже несколько раз звонил Майлз, спрашивал, когда тебе удобно подписать контракт.
– Знаешь, Маша, я не хочу в Америку! У меня есть к тебе другое предложение!
* * *
– Хэллоу, Михаил! – раздался в трубке раскованно-навязчивый голос американского коллеги. – Никак не могу дозвониться, твой телефон постоянно отключён! Ну что, решил, когда будешь подписывать контракт? Меня уже измучили звонками из Бостона! Звонят по три раза в день, представляешь!
– Микки, – назвал по имени американца Дронов, – мы с женой решили не ехать!
– Куда не ехать? – не понял Майлз.
– Ну, я отказываюсь подписывать контракт и остаюсь в России, – пояснил Дронов.
– Ты с ума сошёл! Там же тебя ждут, готовы под тебя создать лабораторию!
– Микки, я уже всё решил, и мой ответ – нет!
– Я никогда, наверное, не пойму русских: один отказывается после невероятного успеха становиться нобелевским лауреатом, получить миллион долларов и продолжает жить в нищете со своей мамой! Другой отказывается от выгодного контракта, единственного шанса разбогатеть на старости лет! Что вам всем нужно? Что вы боитесь потерять?
– Себя, – тихо ответил Дронов и повесил трубку телефона.
Москва, февраль 2011 г.
Сноски
1
«Ей уже семнадцать». – англ. яз.
2
Иконостас – орденские планки на груди у офицера (военный сленг).
3
То же, что и салага.
4
Комбат под вертушками имел в виду боевые вертолёты Ми-24.
5
ПТУРС – противотанковый управляемый ракетный снаряд (военный термин).
6
Шурави – советские (перс. яз.).
7
Чай неси! – перс. яз.
8
Аллах превелик! – араб. яз.
9
«Ты мой самый маленький, самый лучший дружок…» – араб. яз.
10
Этим именем пользовались оба товарища по отношению друг к другу.
