Книга Сердце Рароха - Элли Флорес

— Госпожа баженянка, проходите, гостьей дорогой будете, не побрезгуйте очагом моим и хлебушком.

Весняне совсем уже не нравилась его натянутая улыбка, криво легшая на напряженное лицо и не сочетавшаяся с холодными цепкими глазами. Где же Ладка запропастилась? И хорошо ли, если упомянутый слуга ее сюда приведет?..

Она решилась и взбежала к нему. Велислав посторонился, позволяя зайти первой.

А когда она очутилась внутри, мягко захлопнул дверь и повернул ключ в замке.

* * *

Мормагон проснулся поздно, потому что вчера нарушил собственное железное правило и приложился к бутылке.

Пить в одиночестве — последнее дело, тем более, когда накопились дела и домашние, и рабочие. Да и вообще пить — здоровье губить. Однако состоявшийся наконец с Вышатой разговор настолько выбил боярина из колеи, что не выпить стало невозможно — а там, рюмка за рюмкой, любимая клюквенная настоечка оказала коварное действие на тело и разум и унесла его в страну спасительного забвения.

Он встал, пошатываясь, добрел до умывальной комнатки, воспользовался ночным горшком и позвонил в колокольчик. Приказал появившемуся слуге подать горячую ванну и прохладительного. После чего ощупью нацедил в ту же рюмку того же зелья и залпом выпил. Отпустило, не не совсем.

Только пропарившись, выпив чуть не ведро мятненькой водицы со льдом и пройдя через ласковые руки личного брадобрея, Мормагон смог собрать себя из кусков и восстановить всю беседу со Златановичем в подробностях.

Вышата первым тогда прискакал к месту гибели Осмомысла, а значит, успел увидеть больше него самого. Но вот беда — смотреть юный боярич смотрел, но видеть так, как многоопытный соотечественник, не умел покамест.

Мормагон в тот день сразу же обратил внимание на две старые скалы, то бишь «Вдовицы». Они подозрительно напоминали когда-то виденные в далекой восточной степи и на берегах северного моря части из лабиринтов-«вавилонов», или, как называли их люди вполголоса и с оглядкой по сторонам, «божественных врат». Прибавляем к этому прозвище места — говорящее, более того, предостерегающее. Итак, князь погиб не абы где, а в месте силы. Там, куда спокойно могли пробраться как светлые, так и темные боги и духи, и где они обладали наивысшей мощью в яви.

Из старых летописей Вестнику были известны как минимум три случая, когда такими местами пользовались, чтобы именно призвать нужного духа-темника и направить его на цель, обычно при помощи животного.

Только чтобы такое проделать, надобно быть темным колдуном такого ранга, каких давно в здешних краях не водится — выбили их во время последнего противостояния Осмомысла и его брата. Тогда Негослав помимо бунта против брата еще и бунт против жрецов затеял, призвав немногочисленных служителей Темновида к себе под знамена, а после поражения верные слуги Осмомысла с благословения светлых жрецов их быстрехонько препроводили на тот свет.

Возможно, конечно, что кто-то да уцелел, выбрался из частого сита обысков и арестов. Тогда следующий вопрос: где этот могущественный колдун прятался столько лет, раз о нем даже разведка Мормагона не ведает? Что разведка, сам Зареслав, и тот не подозревает о великой опасности? Сквозь землю провалился, что ли?

Боярин подумал и задал Вышате самый главный вопрос — видел ли он в воздухе что-то необычное, тень либо блик какой? И если да, то что он напоминал по форме и цвету?

Златанович напрягся, долго соображал и выдавил в итоге, что да, видел — что-то вроде ломаного черного купола, и то один лишь миг. Думал, что померещилось, забыл потом, и не вспомнил бы, кабы не любопытство родича любезного.

Ошеломленный Мормагон отпустил парня обратно в затвор, где Зареслав упорно вколачивал в него и рыжего бродягу Гуляя науку баженецкую, и пошел пить.

Теперь же, ясным днем, он еще раз свел все факты воедино, громко застонал и обхватил руками голову.

Никто, кроме Беломира, не мог быть этим самым колдуном. Да, он еще по сути мальчишка. Да, невероятно, чтобы он смог управлять таким чудищем, какое убило Осмомысла, и уцелеть, но мир видал и более невероятные вещи, Темновид побери!

Тем более, что мотив у Беломира, как ни раскинь, был серьезный. Престол, который пришлось бы ждать еще неизвестно сколько лет, учитывая крепость Осмомысла, верность бояр, которую пришлось бы в таком случае завоевывать тяжелее и дольше… А изыскать средства к умерщвлению для человека, который дни напролет слушал старые летописи и сборники преданий из уст чтецов — пара пустяков.

Да, но как быть с болезнью Пребраны? Ежели мальчишка — тертый чародей Темного круга, как он допустил сие, учитывая, что муки жены пошатнут его престол или вообще уронят? Если только…

Вестник рассеянно вытащил из сундука порты и кинул на ложе, заодно добавив подходящий по цвету кушак.

Если только эта болезнь — не представление, устроенное для отвода подозрений. Тогда нужно признать за князем величайший талант не токмо к колдовству, но и к лицедейству — как рыдал возле Пребраны!

Теперь самым разумным было бы собраться с духом и пойти прямо к Зареславу, обвиняя нынешнего князя в убийстве предыдущего. Да не просто в убийстве, а в призывании для оного самых черных и скверных сил Темновида Истребителя. Хотя старик благоволит к парню, такого кощунства он терпеть и покрывать не станет — иначе сам лишится благосклонности Светлого круга, а также дара провидца, и полетит вверх тормашками с кресла верховного жреца.

Да, так было бы разумно и правильно. Но Мормагон пил и медлил, потому что…

Темновид побери, потому что Беломир ему очень нравился. Слепой юнец воистину заботился о своем народе, и его соображения на ближайшие годы охватывали и бесплатные лечебницы, и богадельни с сиротскими приютами, и даже раздачу хлебных пособий самым неимущим и больным жителям из собственной казны. Не после пожара или наводнения, а так — и постоянно! Лучшего князя он еще не видел. И кто бы ни пришел ему на смену, вряд ли Сольскому княжеству станет веселее и легче жить. Скорее уж все ухудшится, вернувшись к уровню эпохи покойного Стоума, то бишь к безграничному грабежу богатых и оскудению бедных.

Убийца? Кощунник? Зато как процветают при нем те, кто был забит и жалок ранее. Это ли не искупление содеянного зла? Вечная схватка между правдой и благом, и непонятно, что должно перевесить чашу весов…

Мормагон долго боролся с совестью, а та, в свою очередь — с опытом и цинизмом все повидавшего княжьего посла. Он все же взял себя в руки, оделся как можно проще, надвинул капюшон плаща пониже