нижеследующие стихи, залился слезами.
Стихи:
Когда же будет, о боже, что я отправлюсь в Ясриб и Бэтха[248],*
Чтобы в Мекке остановиться и пожить в Медине,
Чтобы в глубине колодца Земземы[249] исторгнуть из сердца тихий стон*
И, проливая из очей кровавые слезы, превратить тот источник в море?!
И, подобрав рукой упования на Аллаха поводья намерения (совершить хаджж), он отправился в путь как душа и тело и как капля в море[250]. Число людей, сопровождавших хана в караване, было более тридцати тысяч человек, все они удостоились счастья совершить хаджж; об их нуждах и потребностях в пути хан (всегда) был осведомлен[251]. Как счастливы те, которые большую часть жизни проводят у власти, оказывая справедливость обиженным, а под конец жизни удостаиваются достижения таких степеней.
Похвальные качества того государя (т. е. Абдулазиз-хана) столь многочисленны, что не могут уместиться на поверхности листов (книги). Говоря кратко, он в меру возможности преуспевал в науках религиозного характера, лично изучал законоведение у величайшего ученого, вместилища (всех) превосходств и (высоких) качеств, ученейшего из ученых мира, у учителя (всех) последующих (законоведов), у Маулана Насируддин-и Бухари, — да будет над ним милость (Аллаха)! — и получил (от него) разрешение (давать) фетву[252]. В суфизме он был учеником его святейшества, божественного полюса, чистоты потомков князя святых (т. е. Мухаммеда), Ходжи Абдулгаффар б. Ходжа Салих б. Ходжа-йи Калан-ходжа б. хазрат-и Махдум-и а'зам, — да освятит Аллах их гробницы! Раскаявшись в совершении всех запрещенных действий, он соблюл (все) условия (нравственной) чистоты; в отношении преступников и конфузящихся (своих поступков) он выказывал такое милосердие, что был совершенно далек от мысли, что они совершали что-либо дурное. Говорят, что Абдулазиз-хан был настолько тучен, что в то время никого из людей, подобных ему (по толщине), не было: в одном его сапоге мог поместиться четырехлетний ребенок.
Один из бесстрашных поэтов (того времени) составил на толщину хана дерзкое двустишие следующего содержания[253].
Господь дал Абдулазиз-хану тучное тело,*
Голову вроде гудунга и задницу, подобную табангу.[254]
Доносчики не замедлили передать хану его смысл. Поэта потребовали во дворец, и тот несчастный, прощаясь с жизнью, знал наверняка, что стихи из оды его жизни будут приведены к молчанию полустишием меча расправы. Трепеща и дрожа (за свою жизнь,) он явился (во дворец).
Хан сказал: “Мулла, слышали мы, что ты про нас составил невежливое стихотворение. Наш совет тебе таков: то, что ты сказал про нас, ты после этого не будешь говорить ни про кого другого”. И приказал выдать ему десять тысяч динаров, почетный халат и (отвести) тысячу джерибов земли[255], годной для земледелия. Когда поэт увидел такую к себе милость и эти пожалования, он сказал: “Если бы сегодня хан разорвал меня на тысячу частей и с корнем бы истребил все мое потомство, (мне это было бы легче перенести), чем испытать тот стыд, который пробудили во мне его милости. Он сконфузил меня на всю мою жизнь, и поистине та расправа была бы для меня более легкой!” После этого он покинул родную Бухару и уехал в Индостан, больше его никто не видел. За всякое остроумное выражение, которое кто-либо произносил, хан щедро оделял того человека разными подарками. Однажды он подарил цирюльнику рыбий зуб, чтобы тот им полюбовался. Цирюльник воспользовавшись этим случаем, доложил, что уполномоченные по дворцовым расходам не платят ему жалованья; один из приближенных хана заметил: “Не горюй, мастер,
Стих:
Тот кто дает зуб, даст и хлеб”.
И в тот же день хан три раза наполнил рот произнесшего жемчугом. Письма и грамоты, которые (Абдулазиз-хан) посылал правителям (разных) стран, не нравились ему в той редакции, в которой их составляли (его) секретари, и (потому) он сам стремился их составить и написать. Всех ученых и достойных людей он принимал у себя запросто. Следующее четверостишие, которое он написал и послал своему брату с дороги в Хиджаз, является результатом его приятного характера.
Стихи:
Блестящий меч рвения (к Аллаху) вырвал из меня раздражение.*
Волна этого спокойного моря (т. е. предвечной истины) уничтожила во мне расстройство,
В моем опустошенном сердце (отныне) спокойны все уголки.*
Да будет проклятым время того человека, который взял у меня это опустошенное царство!
Из сооружений (Абдулазиз-хана примечательно) медресе в г. Бухаре[256] пртив медресе в бозе почивающего благочестивого государя-мученика, Мирзы Улуг-бек гургана; внутренность его украшена цветными изразцами, а купол его в (своем) высоком совершенстве поднимается подобно хризолитовому куполу неба; надписи на нем и внутри него написал почерком сулс[257] Маулана Мухаммед-Амин, единственный в своем роде (художник), который, несмотря на слабость зрения, был опорой учителей каллиграфии и даже художников-каллиграфов века. Что касается писцов блестящего почерка, то в эпоху (оказываемого им) покровительства и доверия они шли по пути совершенствования.
Светилом писавших почерком насх-и та'лик (насталик) является Маулана Хаджи Ядгар, ученик Мир-Хусейна, “Золотого кашмирского пера”; он занимался в высочайшей библиотеке перепиской рукописей и исполнением кыт'а[258]. Его прозвали “вторым Мир-Али”[259]. Этой унике вселенной (хан) приказал (переписать) Диван[260] красноречивейшего из красноречивых и наиприятнейшего из поэтов, святейшего Шемсуддина Хафиза Ширази[261], и спросил (при этом): “Хаджи, сколько можно в День переписать из этого писания?”.
И тот единственный в свое время ответил: “Если я постараюсь, то за день напишу десять двойных стихов”[262]. Хан (на это) продекламировал следующий стихотворный отрывок: “Слышал я, что в стране (Дальнего) Востока делают в течение сорока лет одну китайскую чашку и сотню за один день делают в Багдаде. Какова их цена, ты, несомненно, представляешь!” — Мы, называя тебя каллиграфом, приказали тебе (переписать) эту книгу. Если будет за день переписано десять двойных стихов,
то какое может быть изящество в этом почерке?!
Если хватит терпения, пиши (только) два двойных стиха, а если нет — один!”.
Подчиняясь этому указанию, (Хаджи Ядгар) закончил (перепиской) ту книгу в семь лет. И когда (Абдулазиз-хан) свиделся в Иране с шахом Сулейманом[263] и послал ему подарки[264], состоящие из драгоценностей, различных тканей, быстрых, как ветер, коней, царственных соколов, кречетов и катаров верблюдов, и к этому присоединил эту самую книгу, то шах
