таким, набегам). Абдулазиз-хан же в это время ушел в Кермине[242]. Когда его известили об этом (т. е. о захвате предместий г. Бухары хивинцами), то он, как неустрашимый лев, направился к Бухаре и в полночь, подойдя к столичному городу, увидел, что ургенчцы (уже) вошли в город и заперли ворота. Абдулазиз-хан с сорока своими людьми, разбив ворота, вошел в город. Неприятель, бывший подле ворот, выхватив шашки, напал (на хана и бывших с ним людей); эти отважные в битвах (воины) тоже обнажили свои мечи и устремились в бой (с ургенчцами). Самоотверженные молодые люди, (бывшие при хане), проявили такое мужество, что от страха перед их мечами и копьями (сам) кровожадный Марс спрятался (где-то) в углу небесной сферы. Словом, убивая и раня, (Абдулазиз-хан) добрался до арка[243], куда его (сейчас же и) впустили. Хан отдал приказ, чтобы всякий, кто в силах метнуть камень, не упустил бы случая убить (хотя бы) одного ургенчца, И в ту ночь узбеки, таджики, земледельцы и базарные торговцы — все ополчились на уничтожение врагов и, заперев ворота, обрушились на тот народ. И с того момента, как пронизанная стрелой блестящей звезды лазурная крепость неба порозовела от крови вечерней зари, до времени, когда солнце вынуло из ножен горизонта (свой) позолоченный меч, продолжалось избиение (ургенчцев). Были нагромождены целые горы трупов. Избежавшие смерти с тысячью разных уловок спустились с крепостных стен и присоединились к своему хану, и, не имея сил сопротивляться, подобно тому, как бегут от льва пугливые ослы[244], обратились в бегство по направлению Ургенча.
Когда это случилось и (стало ясно), что вражда к брату послужила причиной поражения государства и, кроме того, поскольку старость и телесная слабость подчинили его благословенную личность, Абдулазиз-хан подумал: “Да не будет того, чтобы этот заблудшийся народ опять пришел с войной и чтобы мое государство перешло к чужому!” Решив отказаться от власти, он потребовал из Балха Субхан-кули-хана, чтобы передать ему корону и трон, а самому отправиться для совершения священного обхода Ка'бы высокочтимого (меккского) храма и (на поклонение) священной гробнице (пророка). Упомянутый хан, (выехав из Балха по вызову брата), остановился в Карши и (отсюда) сделал представление такого рода: “Пока его величество, убежище халифского достоинства, пребывает в столичном городе Бухаре, я не осмеливаюсь двинуться дальше. Лишь в том случае, когда высочайшая особа (его величества) направится к (поставленной ею) цели, я тогда пойду (в Бухару)”. Для доставления этого извещения Субхан-кули-хан отправил Имам-кули аталыка келечи и Тенгри-Берды парваначи аралата[245].
Явившись к Абдулазиз-хану, послы передали ему письмо (брата) и то, что им было поручено сказать на словах. Знатные люди Бухары, принадлежавшие к военному сословию, и прочие, узнав об этом обстоятельстве, заявили (хану): “Хвала Аллаху, лучезарной особе (вашего величества) не приключилось никакой болезни и не постигли (вас) никакие бедствия. Имам-кули-хан, отправляясь на поклонение Ка'бе, был поражен слепотой, ехать же туда вашему величеству нет никаких оснований. Мы, рабы, пока живы, не выпустим из своих рук повод высочайшей власти. Если последует августейшее повеление выступить в военный поход против Субхан-кули-хана к Карши, то мы готовы с ним воевать”.
И все, будучи единодушны на таком решении, удержали хана от (исполнения) его намерения. На следующий день (Абдулазиз-хан), потребовав балхских эмиров, сказал им: “Если бы Субхан-кули-хан не имел в (своем) сердце вражды (ко мне), то почему бы ему не явиться ко мне? Он хочет насильственным образом взять у меня власть. Я не поеду (сначала), как он хочет, ко святым местам, а он потом вступит (в Бухару), посмотрю, что он может сделать?!” Все, наложив печать молчания на свои уста, не смели ничего возразить (на эти слова). Тогда Тенгри-берды парваначи сказал: “Помню я, раб, один рассказ про великих людей, но я опасаюсь утомить царственное внимание (вашего величества). Если мне будет позволено, то я его доложу”. “Говори!” — сказал хан.
И (Тенгри-берды) доложил следующее: “Слышал я, что когда влечение к божеству вырвало поводья терпения из рук Султана Ибрагим-Эдхема[246], который был государем Балха, то он, бросив корону и престол, решил совершить паломничество к святейшей Ка'бе. Когда он (в пути) достиг одной из остановок, где обитал шейх Фаридуддин Аттар[247], то этот великий человек с почетом встретил султана и пригласил его в гости к себе в обитель. Обратившись к небу, которое есть средоточие (всех) молитв, Аттар сказал: “Боже. Ибрагим сегодня стал (моим) гостем, обращаюсь с надеждой к тебе, что ты ниспошлешь от трапезы потустороннего мира накрытый стол (для его угощения)!” И вдруг появился стол, полный разного рода кушаний, и опустился перед теми двумя возлюбленными (рабами истины). Они вместе покушали и вознесли хвалу господу; а затем, после прочтения первой суры Корана и величания Аллаха, стол исчез. На другой день шейх отправился посетить султана (Ибрагима), тому также пришла мысль угостить шейха. Устремив лицо надежды к чертогу господа миров, султан молил о ниспослании (угощения) от потусторонней трапезы. И по божественной милости столько появилось различных кушаний, разного рода фруктов, что при виде всего этого изумлялось око разума. Шейх Аттар (и султан) покушали от этого стола. И у Аттара закрались в сердце зависть и ревность, (он подумал): “Я и Ибрагим, оба мы совершаем тот же самый путь в поисках его (т. е. божества), но почему же по моей молитве появился лишь один стол с блюдами сокровенного мира, а по его просьбе — столько (всевозможных кушаний), что терялось всякое представление об их количестве?” И божественное откровение ответило эму: “Фаридуддин, ты пришел искать меня, оставив лишь одну парфюмерную лавку, а Ибрагим ради меня покинул корону и престол Балха. Сообразно достоинству каждого я его и одаряю”.
Стихи:
Помышления (твои) влекут тебя на купол величия,*
Ты ж эту кровлю не считай лучше лестницы (что ведет на кровлю).
О государь мира, султан Ибрагим обрел эту степень величия (как динение с высшей истиной), оставив государство (лишь) Балха, ваше же величество, покинув венец и престол областей (всего) Мавераннахра, направитесь по пути истины и той степени вдвойне достигнете!” Когда хан выслушал этот рассказ, то растрогался, заплакал и сказал: “Так это и есть, как ты говоришь!” Стихи:
Слышал я, что ты божественный муж,*
Ибо я видел в тысячу раз больше тебя.
И приказал, чтобы приготовили все необходимое для путешествия. В 1091 (1680 — 1681) году хан, продекламировав
