Жозе Амаро отложил все дела ради этого заказа и выполнял его с радостью, уйдя с головой в работу; он не заметил, когда подошла жена.
— Зека, а ты не боишься иметь дело с Алипио?
— Боюсь? А чего мне бояться? Я не сделал ничего плохого! Пришел ко мне в дом человек и попросил продать пару кур. Я продал. Чего же мне бояться? Не беспокойся, жена. Иди занимайся своим делом.
— Зека, ты мужчина, и не мне тебя учить. Но этот лейтенант черт знает что творит.
— Брось ты думать о лейтенанте, придет и его час.
Старая Синья вернулась на кухню, а мастер стал размышлять о своей работе, о людях, которые нуждались в его помощи. Сейчас он не чинит сбрую для сумасшедшего старика и не делает седла какому-нибудь бездельнику. Он выполняет заказ Антонио Силвино. Шьет сандалии людям, которые умеют умирать с оружием в руках, людям, в чьих жилах течет кровь храбрецов. Теперь он уже не бедный придорожный шорник, он важнее хозяев энженьо. Капитан Антонио Силвино знает его имя. Наверное, Алипио сказал ему: «Капитан, мастер Жозе Амаро работает на нас. Этому человеку можно довериться». Пусть катятся ко всем чертям сильные мира сего. Для него существует лишь одна сила — сила человека, который не боится правительства, ополчился против властей четырех штатов, задает перцу начальникам, убивает полицейских, выходит из окружения и способен предвидеть любую опасность.
Нож скрипел, разрезая сыромятную кожу. Мастер делал прочные сандалии, в которых можно было ходить по твердой земле каатинг[25], по колючкам, камням, по горячей глине. Ему хотелось, чтобы пришел Алипио, рассказал бы ему о кангасейро, поделился бы с ним новостями. Если бы к нему заехал сам капитан Антонио Силвино, он был бы счастлив. Жена боится кангасейро, хочет предостеречь его. А ему ничего не страшно, он ни за что не перестанет помогать людям отряда Силвино. Вот у Казузы Тромбоне много денег, он политический деятель, и все же он бежал из своего энженьо, получив предупреждение от капитана Антонио Силвино. Дочь полковника Жозе Паулино прислуживала за столом кангасейро, точно негритянка, точно служанка.
Канарейка весело распевала на карнизе, будто радуясь вместе с мастером Жозе Амаро, работавшим в воскресенье. Жена то и дело кричала ему из дома, чтобы он перестал работать. В воскресный день трудиться грех. Бог там, на небе, хочет позаботиться о бедных! Но Жозе Амаро не верил в бога, не верил в святых. Рассказывали, что капитан Антонио Сил-вино не ладил с падре, но не трогал церкви потому, что об этом просила его мать. Сам же он в бога не верил. Жена говорила Жозе Амаро о наказании божьем. Но самым большим для него наказанием была дочь. И мастер яростно вбивал гвозди в сандалии. Время близилось к вечеру, и ему хотелось закончить свою работу до того, как люди станут возвращаться с ярмарки. Потом Амаро улегся в гамак, предварительно закрыв входную дверь. И лежал так до тех пор, пока не услышал голоса во дворе. Старая Синья с кем-то разговаривала. Мастер вышел посмотреть, кто это, но не сразу узнал пришельца.
— Добрый вечер, мастер Зе. Я зашел к вам по поручению Алипио, который отправился в Санта-Риту. Он мне сказал: «Иринеу, зайди к мастеру домой и спроси у него то, что я заказал».
— Да, да, сеу Иринеу, заходите.
— Мастер Зе, я не здешний, я из Рибейры. Но мне несколько раз приходилось бывать тут с Алипио, когда мы шли с обозами. Вы, уж верно, знаете, о чем речь. Наш отряд нуждается в кое-каком продовольствии. Там в сертане у нас ничего нет. Так вот, капитан послал эти деньги и просил вас купить сушеного мяса, сигарет и муки. Я зайду к вам во вторник. Вот и все, мастер.
— Ко вторнику все будет готово.
Когда Иринеу ушел, мастер с тревогой подумал, что нелегко ему будет купить столько мяса и сигарет, не обратив на себя внимания. Был уже вечер, когда Синья позвала его поесть. Но он не ответил ей. Оставаться в доме было невмоготу. Он услышал, как поет Жозе Пассариньо, возвращавшийся с базара. Ему нельзя было воспользоваться услугами этого негра. Да кто мог помочь в таком деле? Впрочем, он даже и не хотел ничьей помощи. Он должен был выполнить это поручение сам. У него в кармане лежала бумажка в сто милрейсов, совсем новенькая, хрустящая. Ее прислал капитан Антонио Силвино. Теперь он должен действовать. Ведь во вторник к нему придут за продуктами. И вдруг его осенило. Он скажет Салу, что торговцы кашасой, скрывавшиеся от податных инспекторов вдали от больших дорог в каатинге, попросили его купить им продовольствие. И сразу же почувствовал, как с его плеч свалился тяжелый груз. Жозе Амаро вышел на дорогу полюбоваться природой, насладиться одиночеством в ночной тишине. Благоухали кажазейры, окаймлявшие дорогу, залитую лунным светом. На колючих ветвях кабрейро висели белые, похожие на вату хлопья. К станции прошел обоз подвод с шерстью. Ночь вселила спокойствие в душу мастера, и шорник зашагал по направлению к Санта-Розе. Вот он идет по земле ненавистного ему Жозе Паулино. Перед ним плантации цветущего сахарного тростника. Это богатство полковника, тот мир, которого он не касался. Сколько раз у него возникало желание поджечь все! Но это была величайшая глупость. Земля ведь даст всходы и, как прежде, будет приносить доход богачу. Раньше он не мог спокойно видеть, как лениво и небрежно производились посадки на плантации полковника Лулы, как неумело, без всякого старания обрабатывалась земля. Теперь ему уже все равно. Он помогает человеку, который значит гораздо больше, чем полковник Жозе Паулино, хозяин всех плантаций, глава всех владельцев энженьо. Капитан Антонио Силвино делает все, что хочет и как хочет. Жозе Амаро сунул руку в карман и нащупал хрустящую бумажку, присланную ему этим человеком. Услышав, что навстречу ему идут люди, мастер свернул с дороги и спрятался за деревом. Несколько человек несли в гамаке покойника. Должно быть, он поплатился жизнью в какой-нибудь драке. Жозе Амаро спустился к реке и с беспечным видом зашагал дальше. При лунном свете все было видно, как днем. Теперь у него есть в жизни какая-то цель. Что ж делать, если у него такая дочь, если ему так не повезло с женой. Он остановился передохнуть, подышать терпким ароматом, исходившим от кажазейр, увешанных плодами. Благоухала манака[26], пахла земля, которую он никогда не обрабатывал. Он всегда занимался своим ремеслом, имел дело только с кожей,
