мысли я хихикнула и следом икнула. — Не каждый бы рискнул спасти меня. Да и после…он же ни разу не потребовал деньги, или…или ну я не знаю, секса может…
— За что? — с неподдельным удивлением выпаливает рыжая.
— За всё, что сделал для меня. По сути абсолютно постороннего человека для него.
— А ты бы хотела? Ну с Женей?
Можно было бы съехать и прикинуться, будто не понимаю её вопроса, но это было бы глупо. Ева задаёт вопрос, на который я втихаря пыталась ответить себе пока сидела в комнате у кровати.
— А кто бы не хотел из девушек? — отвечаю вопросом. — Он тот, с которым не страшно и в шалаше жить. Красивый, добрый, пока не злиться.
— Это да…
— Спокойный, не тиран…
— Не Самсонов, — заканчивает Ева.
— Да, а тело? Видела? — Подруга мычит утвердительно, я киваю. Боже, ну и нажрались же мы! Молча опрокидываем остаток жидкости в бокалах. — Знаешь, что самое фиговое, Ев, я же даже не знаю как это отношения. Ну то есть даже не отношения, а обычные ухаживания, как принимать? Самсонов меня подмял под себя совсем ещё глупой и маленькой была. А с ним не было никакой романтики и нежности. Только боль, жгучая, всепоглощающая, давящая и садистская.
— Скажи честно чего ты боишься? Ада, отношения строить сложно даже с человеком, который тебя хорошо знает и любит. А уж с абсолютно чужим и подавно, но, что-то мне подсказывает, что ты не договариваешь, — рыжая наливает ещё и я без заминки выпивая алую жидкость.
— Фух, — подбираю слова и параллельно собираюсь с духом. — Я боюсь нормальных отношений. Там, где не бьют и не насилуют. Боже! Я просто не умею, не знаю как это должно быть, понимаешь? — утыкаюсь в свои коленки. Мне стыдно даже об этом думать, а говорить вообще ад. — Человек то, что его окружает, Ев. Меня всю жизнь окружали бандиты, дилеры, деньги, грязь, убийства. Мне убить человека не составит большо труда, наверное, а вот поцеловать Евгения…Капец просто.
— Спокойно, — проводит по моему плечу и с деловым видом говорит. — Давай разбираться. Представь, что я твой персональный психолог. Лучше было бы, конечно, чтобы на моем месте Юлька была, она отличный псих, а я, ну такое. Но на безрыбье и рыба рак.
— И рак рыба, — поправляю, еле ворочая языком.
— Похрен! Давай вываливай, а я подумаю, чем тебе помочь, душевная ты моя.
Личный разговор.
Умереть? Пожалуй, да!
Оставьте меня вот так, дохлым брёвнышком…
Организм дважды за ночь передал мне приветик через белого друга. Сегодня против меня не только печень, но и вся внутренняя армия. Нет, ну а что хотела? Самбука и вино? Ненормальная дура, вот кто я. И Ева. Она, пожалуй, даже больше, чем я. Идея-то её была.
Все же с детства знают, что градус понижать нельзя ни в коем случае. Хотя во все времена находятся такие придурки, как мы.
Который час?
Чтобы это узнать, минимум необходимо продрать глаза. А как это сделать если голова трещит так, будто ею бьют в Царь-колокол?
— М-м-м, — пытаюсь подняться на руки, так как лежа на животе меня начинает мутить. — Я убью тебя, Ева.
— Давай через часа два, я хоть накрашусь, и Мотю поцелую перед смертью, — бурчит сонное тело справа от меня. Затем протяжно стонет. — Бля-я, Мотя меня убьёт.
Продираю один глаз и сквозь рыжие волосы, что накрыли мою лицо, вижу свет в окне.
Значит утро. Надеюсь, я не опоздаю на Совет.
Как бы хреново не было, открываю второй глаз и показательно медленно скольжу взглядом по комнате.
О, вот мои штаны, аккуратно сложены на спинке стула. Там же кофта висит. Отлично. Хоть и была пьяная, но вещи сложила. На втором стуле одежда рыжей. И Евка молодец.
Всё-таки у женщин педантичность в крови.
С трудом отрываю голову от подушки и плетусь в ванную. Настраиваю душ попрохладнее и прикрываю глаза.
И что это вчера было такое?
Если честно, воспоминания какими-то кусками, и то слава Богу, потому что то, что я помню уже тянет на самоубийство. Стоит запомнить самбука хуже детектора лжи, а в тандеме с вином хуже ядерного взрыва.
Боже, как пережить сегодняшний день?
Тихо поскуливаю и спускаюсь спиной по кафелю вниз. Вот и правильно, надо заземлиться, так хотя бы не сильно мутит.
Глаза сами закрываются, здесь я не властна.
— Вот, давай по-честному, Ада, — берёт перерыв, вгрызается в бутерброд Ева. — Что ты испытываешь к Жене?
— Много чего…и в тоже время…ничего.
— Это как? — удивляется словно ребенок.
— Ева, блин, — устало выдыхаю перегар. Жесть. Мысли пьяными бабочками перекочевали из живота в голову и там наводят сумбур. — Нравится он мне! Пипец, как сильно, но…
— Что? — упрямо.
— Боже, как с тобой Матвей живёт…ик…ты же бесячая, — и совсем без тормозов, добавляю про себя.
— Он от этого тащиться. Я вношу в его унылую жизнь разнообразие и экстрим, — деловито отвечает. — Не съезжай с темы. Себе признаться не можешь, давай нам признавайся!
— Кому это вам? — обвожу взглядом гостиную. Никого кроме нас.
— Мне и вот этому вкусному вину. Говори, — рычит в конце. — Ты его любишь?
Бьёт прямо в лоб своим вопросом. Выбивает весь воздух, что успела вдохнуть за секунду.
Любишь? — словно на повторе.
Смотрю на рыжую и туго соображаю. Люблю ли? Пожалуй, нет.
— Нет, — отвечаю чётко.
— Хреново, — уныло раскисает на глазах девушка.
— Но определённо, что-то испытываю, — говорю вроде бы с ней, и в то же время будто сама с собой.
— Давай разбираться, что именно ты к нему чувствуешь?
— Благодарность…
— Это не любовь, — расстроенно бормочет она.
— Некую привязанность, заботу что ли. Трудно описать, — сдаюсь в самом начале, на меня не похоже.
— Пиздец, Ада, ты меня убиваешь. Ну, а влечение есть?
Шокировано округляю глаза. Она сейчас о чём вообще?
— Э, стоп, я не о сексе, если что, — тормозит мою израненную фантазию. — Может, тебе нравится когда он рядом, хочется прикоснуться к нему, смотреть на него. Я не знаю, блин. Поцеловать?
Опускаю голову и прислушиваюсь к себе. Вопросы бурным ульем жужжат в голове. Страх из ниоткуда выплывает на поверхность и топит мозг, отгоняя ответы, которые тихо пищат на задворках.
— Эй, выдыхай, не хочешь, не отвечай. Просто пытаюсь понять тебя. Мне правда жаль, что с тобой произошло, Ада. Если тебе станет легче, то я пережила попытку изнасилования и чуть не убила человека. После этого очень хотелось умереть.
— Легче? Ева, ты…ты…Господи! — взрывная волна захлёстывает и из меня прёт всё дерьмо, что сидело столько лет. — Ты равняешь свои
