бабули.
В течение 4 дней тем летом 2002 года мы с Вилли постоянно натягивали очередную шикарную одежду, запрыгивали в очередную чёрную машину, мчались в очередное место проведения очередной вечеринки или парада, приёма или гала-концерта.
Британия была одурманена. Люди танцевали жигу на улицах, пели с балконов и крыш. Каждый носил какую-то версию британского флага. В стране, известной своей сдержанностью, это было поразительным выражением безудержной радости.
Во всяком случае, для меня это поразительно. Бабуля, казалось, ничему не удивлялась. Я был удивлён тому, что она ничему не поражалась. Не то чтобы она не испытывала никаких эмоций. Напротив, я всегда думал, что бабуля испытывала все нормальные человеческие эмоции. Она просто лучше знала, чем остальные из нас, смертных, как их контролировать.
Я стоял рядом с ней или позади нее на протяжении большей части Золотого юбилея и часто думал: если это не может поколебать её, значит, она действительно заслужила свою репутацию невозмутимой безмятежности. В таком случае, подумал я, может быть, я подкидыш? Потому что я нервная развалина.
Было несколько причин для моих нервяков, но главной из них был назревающий скандал. Незадолго до Юбилея один из придворных вызвал меня в маленький кабинет и без особых церемоний спросил: Гарри, ты употребляешь кокаин?
Призраки моего ланча с Марко.
Что? Я?.. Как я могу?.. Нет!
Хм. Ладно. Может ли там быть какая-нибудь фотография? Возможно ли, что у кого-то где-то может быть фотография, на которой ты употребляешь кокаин?
Боже, нет! Это просто смешно! Откуда?
Он объяснил, что к нему обратился редактор газеты, который утверждал, что у него есть фотография, на которой принц Гарри нюхает дорожку.
Он врёт. Это неправда.
Понимаю. Как бы то ни было, этот редактор готов навсегда запереть эту фотографию в сейфе. Но взамен он хочет сесть с тобой и объяснить, что то, что ты делаешь, очень вредно. Он хочет дать тебе несколько жизненных советов.
Ах... Жутко. И коварно. Дьявольски, на самом деле, потому что если я соглашусь на эту встречу, то признаю свою вину.
Правильно
Я сказал себе: после истории с Рехаббер Кукс они все хотят напасть на меня. Та нанесла прямой удар, а теперь её соперницы выстраиваются в очередь, чтобы стать следующими.
Когда это закончится?
Я успокаивал себя тем, что у редактора ничего не было, что он просто блефует. Должно быть, до него дошли слухи, и он их отслеживал. Оставайся на прежнем курсе, сказал я себе, а затем велел придворному разоблачить блеф журналиста, решительно опровергнуть заявление, отказаться от сделки. Прежде всего, отказаться от предложенной встречи.
Я не собираюсь поддаваться шантажу.
Придворный кивнул. Сделано.
Конечно… примерно в то время я принимал кокаин. В чьём-то загородном доме, во время съёмочных выходных мне предложили нюхнуть дорожку, и с тех пор я нюхнул ещё несколько. Это было не особо весело, от этого я не стал особо счастлив, как все остальные вокруг, но я почувствовал себя другим, и это было главное. Чувствовать себя другим. Я был глубоко несчастным 17-летним юношей, готовым попробовать почти всё, что могло бы изменить моё существование.
Так я говорил себе. Тогда я мог лгать себе так же легко, как и тому придворному.
Но теперь я понял, что кокаин не стоил свеч. Риск не стоил выгоды. Угроза разоблачения, перспектива испортить бабулин Золотой юбилей, хождение по лезвию ножа с безумной прессой — ничто из этого того не стоило.
С другой стороны, я хорошо сыграл в эту игру. После того, как я разоблачил блеф журналиста, тот замолчал. Как и предполагалось, у него не было фотографий, и когда его мошенническая игра не сработала, он исчез. (Или не совсем. Он проскользнул в Кларенс-Хаус и очень подружился с Камиллой и па.) Мне было стыдно за то, что я солгал. Но также я гордился. В трудной ситуации, в чрезвычайно страшном кризисе, я не чувствовал никакого спокойствия, как бабуля, но, по крайней мере, мне удалось его продемонстрировать. Я унаследовал часть её суперсилы, её героического стоицизма. Я пожалел, что рассказал придворному нелепую историю, но альтернатива была бы в десять раз хуже.
Итак... хорошо проделанная работа?
Может быть, я вовсе не был подкидышем.
37
ВО ВТОРНИК, В КУЛЬМИНАЦИОННЫЙ день Юбилея, миллионы наблюдали, как бабуля направлялась из дворца в церковь. Особенная служба благодарения. Она ехала с дедушкой в золотой карете — всё, каждый квадратный дюйм, из блестящего золота. Золотые двери, золотые колёса, золотая крыша, а поверх всего этого золотая корона, которую держат в воздухе три ангела, отлитые из сияющего золота. Карету построили за 13 лет до Американской революции, и она до сих пор ходила как волчок. Пока они с дедушкой мчались по улицам, где-то вдалеке огромный хор запел коронационный гимн. Ликуйте! Ликуйте! Мы так и делали! Даже самым отъявленным антимонархистам было трудно не почувствовать хотя бы одну мурашку по коже.
В тот день, по-моему, был ланч и званый ужин, но всё это немного разочаровывало. Главное событие, по всеобщему признанию, состоялось накануне вечером в садах перед Букингемским дворцом — выступление некоторых из величайших музыкальных артистов века. Пол Маккартни спел “Her Majesty”. Брайан Мэй на крыше играл “Боже, храни королеву”. Как чудесно, говорили многие. И как чудесно, что бабуля должна быть такой модной, такой современной, что она покровительствует и действительно наслаждается всем этим современным роком.
Сидя прямо за ней, я не мог не думать о том же самом. Чтобы увидеть, как она притопывает ногой и покачивается в такт, мне захотелось обнять её, хотя, конечно, я этого не сделал. Об этом не могло быть и речи. Я никогда не совершал и не мог представить себе никаких обстоятельств, при которых такой поступок мог бы быть оправдан.
Была известная история о том, как мамочка пыталась обнять бабулю. На самом деле это был скорее выпад, чем объятие, если верить очевидцам; бабуля уклонилась, чтобы избежать контакта, и всё закончилось очень неловко, с отведением глаз и бормотанием извинений. Каждый раз, когда я пытался представить себе эту сцену, она напоминала мне о сорванной карманной краже или отбивании мяча в регби. Я задавался вопросом, наблюдая, как бабуля зажигает под Брайана Мэя, пробовал ли па когда-нибудь? Вряд ли. Когда ему было 5 или 6 лет, бабуля оставила его, отправилась в королевское турне, длившееся несколько месяцев, а когда вернулась, крепко пожала ему руку. Что, возможно, было больше, чем он когда-либо получал от дедушки.
