барам. Я хочу домой, потому что завтра с утра мне на дежурство».
«Тогда я лягу возле вашей двери».
Она засмеялась. «Хорошенькое было бы зрелище, к тому же неудобно. Да и в дверях вы не поместитесь, даже в высоту. — Она задумчиво глянула на него снизу вверх. — Раз уж у вас такая тяжелая служба, есть предложение. У меня найдется раскладушка, на которой вы можете переночевать. И если обещаете вести себя тихо, я разрешу вам поставить ее в моей комнате».
Она покраснела, как школьница. Обер-лейтенант решил не ломать себе голову над тем, какие осложнения служебного или иного характера могут здесь возникнуть, — очень уж заманчивая перспектива: разок как следует выспаться. Ясное дело, ничего из этого не вышло. Сперва они разговаривали, так, обо всем и ни о чем. Выпили бутылку вина, доели остатки колбасы. А спать легли уже далеко за полночь. Неудивительно, что наутро обер-лейтенант по многим причинам был довольно молчалив.
Голизерштрассе, 46. Старинный бюргерский дом с патрицианскими лепными карнизами, с дубовой дверью, к которой вели три-четыре выложенные плиткой ступеньки, со стеклянным витражом над дверной аркой, украшенным, как и в большинстве таких зданий, изречением: «О путник! С богом в дом войди и счастие с собой неси». Три этажа, девять квартир, как сообщала табличка у входа. Семейство Вебер проживало на втором этаже. В почтовом ящике Гайер приметил газету. Кажется, рановато пришли. Веберы еще и за газетой не спускались. Хорошо, если они дома, а то ведь со страху перед операцией и в бега удариться недолго.
Они поднялись по лестнице. По давней привычке Бауэр читал фамилии на дверях, все подряд.
Веберовский звонок трезвонил просто оглушительно. Это был добротный старинный звонок, а не новомодный пискун, которого за музыкой не услышишь.
В квартире медленно зашаркали шаги. Что-то лязгнуло, отодвинули какую-то задвижку — и вместо двери открылось оконце. Сквозь решетку на них смотрела седая женщина. Вероятно, мать или квартирная хозяйка.
— Что вам угодно, господа? — спросила опа.
По интонации и выговору сразу заметно, что она из «бывших», скептически подумал Гайер.
Что-то помешало Бауэру разом все выложить, и он сказал только:
— Моя фамилия Бауэр. Я бы хотел повидать господина Вебера.
— Гайер, — тоже по-цивильному представился оберлейтенант.
Старая дама оставила его без внимания. Она тотчас поняла, кто из них главный.
— Я не ослышалась, вы хотите повидать господина Вебера? — спросила она каким-то странным тоном.
— Совершенно верно, господина Бернхарда Вебера. Он ведь здесь живет, меня правильно информировали? сказал Бауэр.
— Я не понимаю, господа, вам действительно нужен господин Вебер? Что же вы от него хотите?
— Нам надо с ним побеседовать. С ним самим, лично. Может быть, вы впустите нас?
— Вы положительно ошиблись, господа.
— Едва ли.
— Вы только скажите ему, что мы здесь, и все разъяснится, — вмешался Гайер.
— Вы что же, его знаете?
— Конечно, — ответил Бауэр. — Вчера утром я беседовал с ним, в клинике. И хотел бы продолжить разговор. У меня возникло еще несколько вопросов.
— Кто же вы, господа? — пролепетала дама.
Гайера так и подмывало передразнить это ее «господа».
— Уголовная полиция, — сказал Бауэр. — Я майор Бауэр, а это мой помощник, обер-лейтенант Гайер.
Она явно скажет «господин майор», подумал Гайер и оказался прав. Старушка заметно испугалась, дрожащими пальцами сняла цепочку, отодвинула еще одну задвижку и наконец дважды повернула ключ в замке. Они вошли в переднюю.
— Прошу вас, господин майор. И вас тоже, молодой человек. Извините мой наряд, я варю кофе. Проходите, пожалуйста, в комнату. Садитесь. Чем вас угостить? Не желаете ли чашечку кофе?.. Уголовная полиция? Но чего же вы хотите? Что-то случилось? Какая-то беда?
Она совершенно растерялась. Теребила фартук, бессмысленно перекладывала подушки, направлялась на кухню и тотчас же, сделав шаг-другой, возвращалась. Они определенно внесли большую сумятицу в ее утренние занятия.
Бауэр и Гайер с любопытством осматривались. Просторный коридор, выдержанный в темных тонах. У торцевой стены огромный шкаф, наверняка способный полностью вместить белье большущей семьи. С потолка свисает люстра из полированной латуни, восьмирожковая, но лампочка горит всего одна, и та максимум ватт двадцать пять. На стенах гравюры, изображение различить почти невозможно. Двери комнат — прекрасной работы, при нынешнем индустриальном строительстве такое редко увидишь.
В гостиной немножко пахло пылью, хотя в целом комната была аккуратной и чистенькой. Бауэру вспомнилось, что где-то он читал, будто с возрастом обоняние слабеет. Сама хозяйка, вероятно, ничего не замечала, ведь пыль никак не вязалась со всем обликом этой женщины, которая даже в столь ранний час была опрятно одета и причесана. Гостиная казалась огромной. Середину ее занимал массивный дубовый стол — если его раздвинуть, за ним рассядутся человек десять-двенадцать. Стулья вполне под стать столу. Возле окна — уголок отдыха: плюшевые кресла и круглый журнальный стол.
Вдоль одной стены — книжный шкаф. За стеклянными дверками кожаные корешки с золотым тиснением, а по соседству дешевые издания в бумажных обложках. Сразу видно: в этой семье много читали. В Гайере зашевелился библиоман. Вот бы покопаться! Наверняка пе шкаф, а клад. Но обер-лейтенант взял себя в руки; они тут пе в гостях, а по делу.
— Госпожа Вебер… вы ведь госпожа Вебер? — Бауэр решил перейти к сути дела.
Она кивнула.
— Как я уже сказал, мы хотели бы поговорить с господином Бернхардом Вебером. Не волнуйтесь, ничего особенного здесь нет. Просто нам надо получить кое-какие справки. Я полагаю, он ваш сын?
— Мой сын? — без всякого выражения произнесла она. — У меня нет сына.
Бауэр и Гайер переглянулись. Не может быть — Бернхард Вебер слишком молод.
— Это ваш муж? — на всякий случай спросил Бауэр.
— Муж? — эхом повторила она. — Мой муж скончался три года назад.
— Его звали Бернхард?
— Да, Бернхард. Он был адвокатом и до последнего дня работал в суде района Лейпциг-Норд, хотя давно уже достиг пенсионного возраста. Да, господа, такой уж он был человек, — гордо закончила она.
Ничего себе! Кто же в таком случае был тот больной? Может, в клинике спутали адрес? Нет, это исключено. Оба криминалиста разом пришли к одному выводу. Наконец-то нить у них в руках. Полная запутанность уступила место четкой картине, простота которой прямо-таки обескураживала, сам собой напрашивался вопрос, почему они раньше об этом не подумали. Соседом Креснера был не Бернхард Вебер, а совсем другой человек, обманом пробравшийся в клинику и, вероятно, имевший на совести два убийства. Стоит ли удивляться, что он ничего не заметил! А мотив? Очевидно, все-таки промышленный шпионаж.
Бауэр заторопился.
— Дорогая госпожа Вебер, поверьте, мы пришли не без причины. Кто-то воспользовался именем
