него, слушал, как какой-то господин, живший в мезонине, против квартиры Нащокина, целый день пиликал на скрипке одно и то же. Это надоело поэту, и он послал лакея сказать незнакомому музыканту: "Нельзя ли сыграть второе колено?"
Конечно, тот вломился в амбицию.
В. А. Нащокина. Воспоминания о Пушкине и Гоголе. Иллюстр. прил. "Нов. Времени" 1898, № 8122, стр. 7.
1830 г.
… В 1830-м году, когда журналисты, прежде поклонявшиеся Пушкину, стали бессовестно нападать на него, я написал письмо к Погодину о значении Пушкина и напечатал его в журнале… Пушкин был очень доволен. Не зная лично меня и не зная, кто написал эту статейку, он сказал один раз в моем присутствии: "Никто еще никогда не говорил обо мне, то-есть о моем даровании, так верно, как говорит в последнем номере "Московского Вестника", какой-то неизвестный барин"[247].
С. Т. Аксаков. Литературные и театральные воспоминания. Собрание сочинений, изд. "Просвещение", т. IV, стр. 315.
[У цыган].
* Бежит ко мне Лукерья, кричит: "Ступай, Таня, гости приехали, слушать хотят". Я только косу расплела и повязала голову белым платком. Такой и выскочила… И только он меня увидел, так и помер со смеху, зубы-то белые, большие, так и сверкают. Показывает на меня господам: "Поваренок, кричит, поваренок!" Засмеялась и я, только он мне очень некрасив показался. И сказала я своим подругам по-нашему, по-цыгански: "Дыка, дыка, на не лаго, таки вашескери" [Гляди, значит, гляди, как не хорош, точно обезьяна]. Они так и залились. А он приставать: "Что ты сказала, что ты сказала?" — "Ничего, — говорю, — сказала, что вы надо мною смеетесь, поваренком зовете". А Павел Войнович Нащокин говорит ему: "А вот, Пушкин, послушай, как этот поваренок поет"… Тогда были в моде сочиненные романсы. И главный был у меня: "Друг милый, друг милый, с-да-лека поспеши". Как я его пропела, Пушкин… кричит: "Радость ты моя, радость моя, извини, что я тебя поваренком назвал, ты бесценная прелесть, не поваренок!.."
Цыганка Татьяна Дементьевна[248] по записи В. П. (Б. М. Маркевича), "СПб. Ведомости" 1875, JV2 131.
Поэт твердо верил предвещанию во всех его подробностях, хотя иногда шутил, вспоминая о нем. Так, говоря о предсказанной ему народной славе, он смеючись, прибавлял, разумеется, в тесном приятельском кружку: "А ведь предсказание сбывается, что ни говорят журналисты".
С. А. Соболевский. Таинственные приметы в жизни Пушкина. РА 1870, стр. 1382.
… Я как-то изъявил свое удивление Пушкину о том, что он отстранился от масонства, в которое был принят, и что он не принадлежал ни к какому другому тайному обществу. "Это все-таки вследствие предсказания о белой голове, — отвечал мне Пушкин. — Разве ты не знаешь, что все филантропические и гуманитарные тайные общества, даже и самое масонство получили от Адама Вейсгаупта[249] направление, подозрительное и враждебное существующим государственным порядкам? Как же мне было приставать к ним? Weiskopf, Weishaupt, — одно и то же".
С. А. Соболевекий. Таинственные приметы в жизни Пушкина. РА 1870, стр. 1385–1386.
Начало года.
А. С. Пушкину предлагали написать критику Исторического романа г. Булгарина[250]. Он отказался, говоря:
"Чтобы критиковать книгу, надобно ее прочесть, а я на свои силы не надеюсь".
Примечание "Литературной Газеты" 1830, № 45, стр. 72.
The other night in society the conversation turned on murders, which are not unfrequent among the lower orders here, though seldom mentioned, as the very limited public press never takes any cognizance of such events. Poushkin, the poet, said with much gravity:,Le plus interessant assassin, que j ai jamais connu, etait un domestique, que j'avois il у a quelque temps" [Как-то вечером в обществе разговор зашел об убийствах, которые здесь не редки в низших классах общества, хотя редко упоминаются в здешней очень незначительной газетной печати, которая не получает сведений о таких происшествиях. Поэт Пушкин сказал весьма серьезно: "Самый интересный убийца, которого я знал, это слуга[251], бывший у меня несколько времени назад"].
Томас Рэйкс. Письмо I/III — 1830 г. Публ. С. Ф. Глинки. ПС, XXXI–XXXII, стр. 109.
*… Стал он частенько к нам ездить… А мы все читали, как он в стихах цыган кочевых описал. И я много помнила наизусть и раз прочла ему оттуда и говорю: "Как это вы хорошо про нашу сестру, цыганку, написали!" А он опять в смех: "Я, говорит, на тебя новую поэму сочиню!" А это утром было, на масленице, и мороз опять лютый… "Хорошо, говорит, тут, — тепло, только есть хочется". А я ему говорю: "Тут, говорю, поблизости харчевня одна есть, отличные блины там пекут, — хотите, пошлю за блинами?" Он с первого раза побрезгал, поморщился. "Харчевня, говорит, грязь". — "Чисто, будьте благонадежны, говорю, сама не стала бы есть". — "Ну, хорошо, посылай, — вынул он две красненькие, — да вели кстати бутылку шампанского купить". Дядя побежал, все в минуту спроворил, принес блинов, бутылку. Сбежались подруги, и стал нас Пушкин потчевать: на лежанке сидит, на коленях тарелка с блинами— смешной такой, ест да похваливает: "Нигде, говорит, таких вкусных блинов не едал"… Только в это время в приходе к вечерне зазвонили. Он как схватился с лежанки: "Ахти мне, кричит, радость моя, из-за тебя забыл, что меня жид-кредитор ждет!"
Цыганка Татьяна Дементьевна по записи В. П. (Б. М. Маркевича), "СПб. Ведомости" 1875, № 131.
* Нащокин пропадал в ту пору из-за Ольги[252]… и Пушкин смеялся над ним: "Ты, говорит, возьми коромысло, два ведра молока нацепи на него и ступай к своей Ольге под окно, авось она над тобой сжалится". А Нащокин очень нашелся ответить ему на это: "Тебе, говорит, легко смеяться, напишешь двадцать стихов, столько же золотых тебе в руки, — а мне каково? Действительно, говорит, одно остается, — нацепить себе ведра на плечи".
Цыганка Татьяна Дементьевна по записи В. П. (Б. М. Маркевича), "СПб. Ведомости" 1875, № 131.
Февраль — март.
В счастливую эпоху первого моего литературного успеха я встретил в Смирдинской библиотеке А. С. Пушкина и удостоился услышать из уст великого поэта лестный отзыв о моем водевиле.
"В число книг, которые мне пошлете, — сказал он Смирдину[253], — включите и водевиль Каратыгина"[254].
"Позвольте же мне, Александр Сергеевич, вручить его вам с моею надписью".
"Обяжете!" отвечал он, пожав мне руку.
П. А. Каратыгин. Записки. СПб. 1880, стр. 199.
21 марта.
К Пушкину — "Московский] Вестн[ик]" и "Литературная] Газета" одно и то же". Толк[овали] о наш[ей] лит[ературе].
М. П. Погодин. Дневник. ПС, XXIII–XXIV, стр. 103.
6 апреля.
