Ланкиных запасов.
… До маленькой комнаты, где ребята играли после моих рассказов (на мой взгляд, не особо их заинтересовавших), мои ноги добрались только тогда, когда после вечерних новостей мы с Аркадием Степановичем – моим свёкром – выпили аж по три здоровенных кружки чая. Виталя остался ночевать у Ланы, он частенько так делал, когда впереди была суббота, и не надо было идти в школу. Да приходила сестра мужа – забрать Ланины учебники, которые так и остались лежать стопкой на столе. Ну, и перекинуться с родителями парой слов, которые по сути являлись последними новостями нашего многоквартирного дома. Муж довольно похрапывал после сытного ужина, мне же досталось убирать игрушки и прочие детские принадлежности с небольшого круглого двухъярусного столика, который мы купили после рождения Витали, чтобы складывать туда пелёнки. Позже, когда Виталя стал подрастать, стол незаметно превратился из «пелёночного» в «игровой».
Внезапно мой взгляд остановился на кучке одинаковых по размеру бумажек, которые судя по лежавшим рядом ножницам, были вырезаны из самых обычных тетрадных листов. На каждом таком листочке было написано печатными буквами, (судя по всему, писал Виталя) слово «Талон», а ниже, аккуратным Ланиным почерком название того, для чего этот «талон» предназначался.
«Надо же, – удивляясь про себя, подумала я, – как, оказывается, мои слова их заинтересовали! Никогда бы не подумала!»
Перебирая похожие друг на друга листочки, я не переставала удивляться детской фантазии, а так же тому, что "талоны", написанные от руки, чем-то походили на всамделишные. При этом перед моими глазами мелькали названия продуктов: соль, масло, хлеб…
– Надо же, – упрекнула я сама себя, – а то, что хлеб можно было купить без талонов, и не сказала! Дети-то наверное и вправду подумали, что мы жили чуть ли не в военное время!
Я уже хотела сгрести небольшие бумажные обрезки в кучу, как мне на глаза попались «талоны» на кока-колу и сухарики. Увидев их, я улыбнулась. Это сейчас любимый газированный напиток можно купить в любом, даже самом маленьком, магазине. Или киоске. Там же можно легко обзавестись солёными сухариками с разными вкусовыми добавками. А тогда про такие вещи даже и не знали. Нет, про кока-колу слышали, конечно, а вот сухарики появились в продаже сравнительно недавно.
Но апофеозом стала моя последняя находка: среди прочих «талонов» я обнаружила тот, что буду, наверное, хранить ещё очень долго. С обратной стороны одного из маленьких листочков детским почерком было написано: «Ананас». И ниже совсем мелкими буквами: 5 грамм.
– Да… – задумалась я, аккуратно присев рядом со спящим мужем, чтобы не разбудить его после трудового дня, – а ведь к началу «лихих девяностых» я видела ананас только на картинке. Впрочем, как и персики с абрикосами, и другие невиданные ранее фрукты. Ну а «изобретение» – талон на ананас – скорее всего, было Ланиным. Это ей папа, который с каждой зарплаты баловал дочку чем-нибудь вкусненьким и необычным, наверное, и принёс как-то раз из магазина самый настоящий ананас. Вот Лана по-своему и рассудила, что обойтись без такого удивительного, да ещё и необычного фрукта было… ну совсем невозможно. Поэтому по её умозаключениям, хоть пять грамм ананаса, но всё же должно было присутствовать в ежемесячной «продуктовой корзине». Причём у каждого человека!
Шина, старый будильник и ещё кое-что…
Если бы какому-нибудь писателю вздумалось бы описать Галку в детстве, то он бы не смог избежать слов «озорница», «проказница», «веретено», а так же не обошёлся бы без сравнений Галки с «чертёнком в юбке», «вечным двигателем» – иными словами, с чем-нибудь таким, что постоянно прыгает, поёт, кружится, куда-то убегает, залезает и так деле. Короче говоря – не знает покоя.
И действительно, Галка была егозой, каких мало: неустанно работающий моторчик внутри и ноги, не знающие устали, были нескончаемыми причинами разного рода выдумок и изобретений со стороны Галки, а так же поводом для причитаний и жалоб со стороны соседей:
«А Ваша Галя вчера забросила мячик моего Стёпы в мусорный бачок, а потом ещё залезла в него и вылезла оттуда вся грязная!»
«А Ваша Галя вчера взобралась на второй этаж по пожарной лестнице!»
«А Ваша Галя…»
«А Ваша Галя…»
И этим восклицаниям не было конца-края.
«Ну что тебе понадобилось в грязном бачке?» – всплеснув руками, в очередной раз спрашивала Галю тётка.
– Так тётя Ира! – нисколько не смущаясь, отвечала Галка, – я же мячик Стёпкин туда закинула! А раз я сама закинула, я сама и должна была его оттуда достать! Стёпка-то ещё совсем маленький, он бы не дотянулся. Не лезть же ему самому в ящик, раз он туда мячик не забрасывал!»
В таком же беззаботном духе произносились объяснения о покорении второго этажа их кирпичного дома с помощью пожарной лестницы, которая находилась с торца их трёхэтажного дома, о царапинах, появившихся на руках , «потому что кошка оказалась бестолковой и не хотела, чтобы на неё надели платьице», которое кто-то из детворы пожертвовал Галке, сняв с любимой куклы, и много ещё о чём…
Тётя Ира качала головой, надевала на Галку чистое платье, расчёсывала ей волосы и заплетала две жиденькие косички. Потом выпускала её во двор, который через какое-то время оглашался визгом, смехом вперемешку с чьим-то рёвом, а так же криком и топотом. И спустя час какая-нибудь соседка с багровым от негодования лицом уже стучала в окно первого этажа, и как только в нём появлялось лицо Галкиной тёти, начинала уже известную песнь: «Вы меня, конечно, извините, но Ваша Галя…»
***
Галке исполнилось восемь лет, когда её записали в музыкальную школу. Отчасти это решение было принято потому, что тётя Ира сама немного умела играть, и бывало, музицировала на чёрном лакированном пианино, исполняя несложные пьесы под тиканье старинных настенных часов. Большей же частью Галкино обучение нотной грамоте и пению в хоре было связано с тем, что где-то в глубине души тётушка – добрейшей души человек – надеялась, что эстетическое воспитание подействует на Галку самым наилучшим образом и немного умерит пыл на изобретение проказ, которые в голове Галки рождались с завидным постоянством.
Если сказать честно, то стены музыкальной школы встретили Галку после того, как она пообещала показать дворовой малышне то, «как шипит змея, если её хорошенько разозлить». Сама Галка змей никогда не видела; она просто знала, что есть на свете такие скользкие ползучие пресмыкающиеся. Они были ей знакомы с экрана чёрно-белого телевизора «Старт», а кроме того фигурировали на фотографиях журнала «Юный натуралист», который тётя Ира иногда покупала для Галки в близ лежащем киоске
