то, что, будучи в командировке, оказался в крайне сложном финансовом положении. Руководство, отправляя его с задачей помочь норвежским «товарищам» в организации их партийного съезда, совершенно не подумало о том, что для этого нужны деньги. Еще 20 ноября 1928 года он писал в Москву:
«Можно в любое время проконтролировать мой отчет. Уверяю вас, что, когда я ежедневно беру у других 3–5 крон только потому, что эти деньги будут переданы только в Берлине, это сказывается очень нехорошо на моих действиях и возможностях. Большая часть моих задач в связи со съездом состоит в том, что я должен бывать на различных окружных съездах, чтобы там помогать в подготовке, но сейчас это совершенно исключено, так как я боюсь проехаться даже на трамвае из-за финансовой ситуации»[111].
В конце 1928 года руководство вновь задумалось о том, что же делать с не в меру активным немцем, еще и требующим денег на организацию работы. 6 декабря руководитель Политсекретариата Коминтерна Борис Афанасьевич Васильев (Гольберг), и ранее не испытывавший к Зорге дружеских чувств, написал записку Пятницкому:
«Относительно работы т. З.
Ни мне, ни т. Сироле неизвестны и поэтому непонятны планы путешествий т. Зорге. В свое время было условлено, что он должен работать в Норвегии, можно согласиться, чтобы он время от времени наезжал в Данию и, может, даже в Швецию, но на ближайшие месяцы такие поездки, по-моему, не нужны. Т. Сирола такого же мнения. Т. Зорге, по-моему, должен ехать в Норвегию и там остаться, как было условлено.
Что касается предложения о его поездке в Англию, я высказываюсь против. Он слишком слаб для Англии и не сможет сдержаться, чтобы не вмешиваться в политические дела. Для Англии это совершенно неприемлемо»[112].
Не исключено, что Пятницкий и Сирола не разделяли возмущения Васильева, а возможно, и сообщили о его записке самому Зорге. Во всяком случае, узнавший об этом «Леонард» (псевдоним Зорге в этой поездке) 14 декабря отправил в Москву полный возмущения ответ, в котором попросил отозвать его из Норвегии, если руководство считает его претензии необоснованными, и предложил особое внимание обратить на его финансовый отчет. В ответ «Леонарду» сообщили, что его отчет проверен, претензий по нему нет, и «полагаем, что нет оснований так нервничать, как Вы это делаете».
С грехом пополам, но с расходами Зорге все выяснилось. Он оказался ровным счетом ни в чем не виноват, абсолютно прав в своих претензиях, но, как говорится, «осадок остался», и когда «Леонард» вернулся, никто из руководства Коминтерна не хотел, чтобы слишком энергичный специалист, к тому же связанный с Бухариным, работал у него в отделе. После двухдневного обсуждения несколькими специально уполномоченными комиссиями было принято решение: «Определить тов. Зорге секретарем тов. Мануильского до следующего Пленума ИККИ»[113]. Вернувшийся из Норвегии Зорге «завис» в Коминтерне без определенного места работы и четко очерченного круга обязанностей, ответственности. Наш герой любил свободу, но не в таких условиях, да еще во время антибухаринской кампании, которая никак не могла быть для Зорге поводом для оптимизма. 6 июня он написал заявление с просьбой использовать его в дальнейшем в качестве инструктора ИККИ, прикрепив к одной из зарубежных компартий на постоянной основе. В заявлении есть любопытное предложение:
«…я обращаю [ваше] внимание на то, что тов. Куусинен сам предложил мне самостоятельно определиться относительно его желания использовать меня в Восточном отделе.
Зорге. 6 июня 1929 г.»[114].
Решения по этому заявлению принято не было. Точнее, его отложили до ближайшего, Х пленума ИККИ, который состоялся 19 июня. Но за день до этой важной даты ожидающий определения своей судьбы Зорге отправился в очередную командировку, причем без всякой «привязки» к предыдущим заданиям. Теперь его путь лежал не в Скандинавские страны, а в Англию и Ирландию. Самое же странное было в том, что Зорге не знал, в каком качестве он туда едет. Отправляясь в поездку, он, вероятно, думал, что она будет такой же, как две предыдущие, сменится только регион, в котором на этот раз ему предстояло работать с коммунистическими партиями, но… еще за два дня до отъезда Зорге из Москвы – 16 августа на заседании делегации ВКП(б) в Коминтерне было принято решение об увольнении Ики из ИККИ (вместе с еще несколькими «бухаринцами») и об откомандировании его в совместное распоряжение центральных комитетов ВКП(б) и Компартии Германии. 24 августа это решение было окончательно утверждено, и после возвращения из отпуска Зорге должен был навсегда покинуть «штаб мировой революции»[115].
Это решение не было доведено до сведения самого «вычищенного» из рядов ИККИ Зорге, который в это время уже находился в Великобритании. Он долгое время находился в неведении и мог только догадываться о том, что происходит «наверху», и как там решают его судьбу, но догадываться, что тобой недовольны и знать, что ты уволен, – не одно и то же, особенно для секретного агента во время выполнения задания. Сам Зорге в «Тюремных записках» писал, что, еще находясь во второй командировке в Скандинавии, получил сообщение о необходимости поездки в Альбион: «В этот период перед возвращением домой пришло распоряжение посетить Англию, где предстояло изучить состояние рабочего движения, позиции коммунистической партии, политическую и экономическую ситуацию в стране в 1929 году и представить соответствующую информацию. Я получил указание никоим образом не вмешиваться во внутрипартийную борьбу. Это вполне совпадало с моим личным намерением и позволило уделить больше, чем в Скандинавии, внимания политической и экономической разведдеятельности»[116].
Дикин и Стори, будучи представителями британского зоргеведения, естественно, наиболее внимательно отнеслись к командировке Зорге в их страну, однако данное ими описание мало что разъясняет в этой цитате нашего героя, разве что приводят они ее, опираясь на свою версию «Тюремных записок», несколько иначе: «Моей целью было изучение британской политики и экономики, но поскольку депрессия стольких людей лишила работы, что всеобщая стачка казалась неминуемой, я также решил провести исследование – в случае, если всеобщая забастовка все-таки начнется». Более того, они затем комментируют ее, ссылаясь на слова, очевидно, навсегда оставшегося неизвестным «очевидца», как «чрезвычайно опасную миссию по сбору военной информации и распространению подрывной пропаганды». Опасную настолько, что во время работы в Англии Зорге пришлось даже избегать (!) «компании… стройных, длинноногих английских девушек»[117]. Впрочем, и британцы соглашаются с тем, что, будучи в командировке в Англии, Зорге тщательно сторонился не только длинноногих англичанок, но и руководства местной компартии, которое после пережитого в середине 1920-х годов кризиса советско-британских отношений (к 1929 году коммунистов в Великобритании насчитывалось не более 3,5 тысячи человек) надеялось поправить свое положение за счет недовольства рабочих и роста безработицы – на этот раз уже из-за начинающегося мирового экономического кризиса. Кроме того, как
