мы знаем, не имел Зорге специальных полномочий выступать и от имени Коминтерна. Поэтому миссия его носила либо почти полностью исследовательский характер, либо имела какое-то второе дно (Дикин и Стори прямо пишут о «дополнительном разведзадании»), что, учитывая шаткость позиций Зорге в Москве, крайне маловероятно. В 1966 году Кристина Герлах-Зорге сообщила британскому исследователю истории советских спецслужб, что сопровождала своего бывшего мужа в Лондоне и была свидетелем его встречи с неким тайным агентом, которым мог быть офицер британской разведки Чарлз Эллис, работавший на русских. Так ли это на самом деле, до сих пор остается загадкой[118].
Короткая, но неопределенная во многих смыслах командировка в Европу вывела Зорге из себя. В «Тюремных записках» он вспоминал: «Вернувшись в Москву, я, разумеется, передал в разведотдел (ОМС. – А. К.) свое очередное сообщение. Кроме того, я откровенно проанализировал и доложил все, что оказалось не совсем удачным в моих поездках по сбору развединформации и в исследованиях в странах, которые посетил. Кроме того, я высказал некоторые существенные предложения. В частности, предлагал, чтобы фундаментальная и всесторонняя разведывательная программа была отделена от внутренних распрей в борьбе за власть местных компартий. В случае же необходимости для решения чисто внутренних национальных и частных партийных проблем следует посылать специальных эмиссаров, способных если и не полностью, то хотя бы частично посвятить себя разведдеятельности в области экономики, внутренней администрации, внешней политики, а при необходимости и по военным проблемам в широком смысле. Такого рода разделение в работе, отмечал я, также абсолютно необходимо для сохранения секретности разведдеятельности. Еще определеннее, чем прежде, я предложил также, чтобы лица, ведущие разведдеятельность в других странах, исходя из соображений секретности, были полностью отделены от структуры Коминтерна. После этого в моей работе обозначались некоторые перемены, хотя не ясно, в какой мере это явилось следствием сделанных мной предложений…»[119]
Особое раздражение агента вызвали способы организации связи – слабое звено вообще всей советской разведки в 1920—1930-е годы, но никаких возможностей повлиять на это, изменить систему так и не было найдено.
Зорге вернулся в Москву 19 сентября, и, чтобы дать ему возможность отгулять отпуск, его на это время снова зачислили в штат ИККИ, обычным способом определяя секретарем Мануильского. 26 сентября вернувшийся из отпуска взбешенный предательским отношением к себе со стороны «товарищей» отставной разведчик написал сразу две записки на имя шефа ОМС Пятницкого:
«В Узкую комиссию (орган управления ИККИ. – А. К.),
лично тов. Пятницкому
После расспросов и бесед относительно моей последней командировки и связанных с ней вопросов я должен констатировать следующее:
1. Что товарищи, отправлявшие меня в командировку, совершенно не представляли, куда они меня посылают;
2. Что, по-видимому, не было никаких решений послать меня в Англию с посещением Ирландии (только Мануильский еще хорошо припоминает это);
3. Что во время моей работы в сравнительно тяжелых условиях меня целых шесть недель держали в неведении относительно здесь задуманного и затем частично осуществленного увольнения, хотя ранее в отношении меня высказывались другие намерения; в результате я пытался несколько недель работать в Англии без инструкции и средств, будучи убежден, что я обязан это делать по поручению Коминтерна; в конце концов я был вынужден уехать в Берлин, не получив на то указания, и напрасно ожидал там официального, четкого разъяснения, которое я получил наконец здесь, в Москве, лишь при решении вопроса об отпуске, о котором я просил;
4. Что, несмотря на тяжелое положение, в котором находится Коммунистическая партия Великобритании, мои неоднократные просьбы, а также просьбы ЗЕБ (Западно-Европейского бюро Коминтерна. – А. К.) о том, чтобы мне разрешили прибыть сюда с докладом, были отклонены. А теперь, оказывается, есть потребность в моем докладе. Я констатирую все это потому, что рассматриваю происшедшее не просто как случайное стечение обстоятельств, а как характерное проявление того положения, в котором в настоящее время находится аппарат Коминтерна. Поэтому считаю своим долгом указать на эти факты.
Р. Зорге».
«В Узкую комиссию
Ко мне обращаются с просьбами отчитаться о моем пребывании в Англии. Поскольку меня вызвали в Москву лишь в связи с отпуском и поскольку мои неоднократные просьбы, как и просьбы ЗЕБ, о том, чтобы меня вызвали в Москву для доклада, были категорически отвергнуты, я вынужден отказаться от отчета, пока не будет особого решения просить меня об этом. Обращаю внимание на то, что отлучение меня от ОМС, выяснение удивительных обстоятельств, связанных с моей командировкой, и, наконец, начавшаяся “чистка” (выделено мной. – Ю. Г.; это слово написано в немецком тексте по-русски) сделали для меня использование отпуска совершенно невозможным. Поэтому я только тогда смогу заняться отчетом, когда вместе с решением по данному вопросу соответственно будет продлен мой отпуск.
Р. Зорге»[120].
Спустя месяц, 31 октября 1929 года, Ика Рихардович Зорге был уволен из ИККИ – на этот раз навсегда.
Глава девятая
Считать проверенным
Уровень публичной известности Зорге как марксиста после переезда в Москву вырос, несмотря на его нелегальную службу в Коминтерне – необычный феномен для подпольщика и разведчика. Помимо уже упомянутых статей и рецензий, в перерывах между командировками он подготовил к печати книгу «Новый германский империализм». Работа, написанная и изданная на немецком языке, вышла в свет под псевдонимом «Р. Зонтер» в 1928 году одновременно в Берлине и Гамбурге общим тиражом пять тысяч экземпляров. Перевод на русский язык появился чуть позже в ленинградском издательстве «Прибой». В следующем, 1929 году вышло и японское издание (под более широким названием «Теория нового империализма»), опубликованное в серии «Библиотечка по империализму» вслед за работами Николая Бухарина и Евгения Варги[121].
Книга Зорге получила положительные отзывы не только сразу после публикации, но даже спустя 60 лет, когда была переиздана в ГДР как «значительная» и «актуальная». Восточногерманский экономист раскритиковал только недостаточно внимательное отношение автора к социал-демократам, но это можно считать «печатью эпохи». Во времена Зорге социал-демократы рассматривались как соглашатели с буржуазией, «уклонисты», а во времена переиздания – наоборот, считались верными союзниками дела социализма. Конечно, надо отдавать себе отчет в том, что републикация была предпринята в стране социалистического лагеря, где автор уже успел стать национальным героем. Однако и современные исследователи истории марксизма признают, что работа Зорге оказалась действительно важным, своевременным и острым исследованием политических и экономических механизмов развития капиталистического строя, и обращают внимание на выполненный в ней анализ фашизма и как идеи, и как политического строя, который для времени первого издания книги был весьма точным и отчасти даже пророческим (как пророческим бывает любое хорошее и грамотное научное исследование). Зорге предсказал события следующих лет в Германии: «…если порвутся все узы, удерживающие рабочий класс в повиновении, придется провозгласить фашистскую диктатуру, т. е. открытую, ничем не затушеванную диктатуру финансового капитала».
В свое время интересные
