пор не выявлены причины нестыковки в различных документах относительно сроков командировки Зорге и его маршрута. Если сроки более или менее удалось уточнить Юрию Георгиеву, то британские исследователи добавляли в картину следующие штрихи: они считали, что первая командировка началась с месячного пребывания в Берлине, где Рихард учил скандинавские языки и получил прикрытие в виде документов некоего издания, занимающегося социологическими проблемами. Это не так – процитированное выше письмо доказывает, что Зорге не нуждался ни в языках, ни, возможно, в документах (во всяком случае, он не получал их в Германии). Из Германии он якобы отправился в Данию, затем провел три месяца в Швеции, оттуда через Данию прибыл в Норвегию, а потом – снова в Берлин. При этом расследование немецкой полиции, произведенное в 1942 году после ареста Зорге в Токио, выявило свидетельства (весьма сомнительные, впрочем, – например, зафиксировано, что Зорге в феврале 1926 года убыл из Германии в… США) его пребывания еще и во Франкфурте в августе – сентябре 1928 года. Если не считать того, что тем летом Зорге точно был в Москве, в принципе в этом нет ничего удивительного, и Рихард действительно вполне мог встречаться в этом городе с главой ОМС Александром Абрамовым-Мировым, если бы на то была такая необходимость. Вот только к 1928 году этот советский функционер и профессиональный разведчик уже два года, как не работал в постпредстве СССР в Берлине, поэтому непонятно, какую совместную операцию могли проводить Зорге и Абрамов-Миров, как это утверждали британские исследователи, тем более, замечу еще раз, оба разведчика присутствовали в советской столице.
Весьма вероятно лишь то, что Рихард действительно вернулся в Москву через Германию, возможно (опять лишь предположения, но документов нет!), выполнив и там какие-то разведывательные задачи ОМС. Вернулся ненадолго: успев поработать на конгрессе Коминтерна, 5 октября он уже развернулся и поехал обратно, в Норвегию, где пробыл как минимум до февраля 1929 года, а потом через Данию прибыл на родину. Причем, как замечает Георгиев, Зорге вернулся в Москву сам – без вызова руководства и ведома организаторов конгресса и, вероятно, вместе с представителями скандинавских компартий в качестве их куратора от Коминтерна, которым он назначил себя сам (возможно, действительно видел, осознавал себя таковым). С партийной дисциплиной у Ики Рихардовича явно имелись серьезные проблемы, на что ему было указано: «Товарищу Зорге должно быть поставлено на вид, так как он без предварительного согласования направился в Москву», но в работе конгресса участвовать ему все-таки разрешили, и 30 июля он получил мандат с правом совещательного голоса. Сам Зорге высоко оценивал свою роль в подготовке конгресса и свое участие в его работе, упоминая о помощи в написании программы Коминтерна и вовлеченности в политические дискуссии, связанные с выступлениями оппозиции (в лице Троцкого, Зиновьева и Каменева) в качестве «личного секретаря влиятельного политика Бухарина»[109].
Никаких подтверждающих это заявление Зорге документов до сих пор не обнаружено. Правда, известно, что с Бухариным Зорге сотрудничал как минимум с октября 1926 года, чему способствовало хорошее знание немецкого языка большевистским вождем. В день же закрытия конгресса Зорге… снова отправили в командировку, и снова в Норвегию. По предложению члена ИККИ финского коммуниста Юрьё Сирола (настоящая фамилия – Сирен) поездка была утверждена с особым условием: с предоставлением Зорге в распоряжение Коммунистической партии Норвегии (КПН), дабы он мог помогать норвежским товарищам в подготовке очередного партийного съезда, имея боˊльшую свободу действий, чем в предыдущее свое посещение Норвегии. Таким образом, косвенно и прошедшим числом была признана правильной летняя инициатива Зорге, за которую его же несколько недель назад и наказали. Кроме того, раз в два-три месяца Рихард обязан был выезжать в Данию для помощи еще и датским товарищам.
Зорге попросил отпуск (в 1927 году ему не удалось отдохнуть), и ему дали две недели, пообещав еще две, если будет такая возможность. Довольно раздраженный, он на следующий день написал столь же взвинченное и даже несколько циничное письмо:
«2 сентября 1928 г.
Дорогой Сирола!
Я все же поехал в отпуск. Сначала на 14 дней, [а] если я не получу телеграмму, тогда на четыре недели. (Адрес в секретариате Пятницкого.)…
Ты получишь брошюру в очень сыром, недоработанном виде. Я все написал так, как следовало написать. Только не очень обработал. Как стилистически, так и по содержанию. Ты должен будешь еще раз внимательно вникнуть в это дело и переписать начисто. Извини, пожалуйста, что я взваливаю на тебя такую обременительную работу, но тебе уже ясна тенденция вообще не предоставлять мне отпуска, “пока все не выяснится”, и затем я должен буду немедленно уехать. Это фактически может означать продление навечно почечной болезни у меня, от которой мне может помочь только очень болезненное вмешательство или прогревание, так как она у меня запущена…
Сейчас я пускаю вопрос моей командировки в свободное плавание. Мне все равно, под каким именем и в каком качестве меня пошлют. Мне не доставляет никакой радости совать свой нос в тайны лендерсекретариата или “больших политиков”. Пускай они спокойно забавляются своими скорее малыми, чем большими делами. Если понадобится, я поеду хоть на Северный полюс, может быть, там понадобится основать еще одну партию.
Так что пока жив. Хочу вернуться здоровым через две или четыре недели, как хотят “великие”. Все материалы тебе доставят.
Сердечно твой Зорге»[110].
Судя по тому, что в командировку Ика Рихардович отправился 5 октября, отпуск он отгулял полностью. Не желающий вникать ни в малые, ни в большие дела «больших политиков» из Осло (это говорит о том, что он хорошо и без всяких иллюзий представлял себе «размах» коммунистического дела в Скандинавии), Зорге вынужденно пропустил исключительно важные события, происходившие в это время в Москве. Член Президиума ИККИ, можно сказать его лидер, ответственный редактор главной партийной газеты «Правда», член Политбюро ЦК ВКП(б), наконец, умница, интеллектуал и экономист – Николай Иванович Бухарин оказался в оппозиции к своим бывшим друзьям и коллегам в Кремле. Выступая против грабительской коллективизации, он назвал сталинские ее планы «авантюристическими», ввязался в дискуссию с, как он думал, соратниками, в запале окрестил самого Сталина «мелким восточным деспотом» и немедленно поплатился за это. В ноябре 1928 года Бухарин официально был причислен на пленуме ЦК ВКП(б) к «правым уклонистам». Обиженный Бухарин подал в отставку с поста члена Президиума ИККИ, написал заявление об уходе из «Правды». Сталин удовлетворил эти просьбы только в апреле 1929 года, заставив своего бывшего товарища хорошенько помучиться. Формальное же отстранение Бухарина от работы в Коминтерне произошло еще позже – в июне, а из политбюро он был изгнан лишь в ноябре 1929-го.
Зорге, вернувшийся в СССР в апреле 1929 года, после участия в III съезде Компартии Норвегии, подготовил соответствующий отчет для Политического секретариата Коминтерна, где, помимо всего прочего, обратил внимание на
