Я был уверен, что все это лишь новый уровень угрозы и Главный Богомол Великобритании не станет заходить так далеко. Но этот чистоплюй твердо держит слово.
Сказал = отрезал.
Это война. Кровью каждую каплю пота искупит! Да я на первом же задании скормлю его первому же демону! Где тут гробы заказывают? Нужен крохотный. Я туда гада Преподобного по частям затолкаю.
Вспомнил, что я вообще-то не я, а монашка. И снова зарычал. Это он так с бабой! Совсем осатанел!
Костик, увидев перекошенное от злости лицо, решает, что мне очень больно, и долго извиняется.
Обидно намного больше, чем больно. Но я его не переубеждаю.
Святошу явно грызёт чувство вины. Неужели он думает, что я приму наказание с благодарностью?!
Пионика перебинтовывает левую руку и гладит меня по голове. Я вдыхаю запах нашатыря и немытых больных и пытаюсь успокоиться.
– К сожалению, это был единственный выход, сестра Литиция. Вы должны понести наказание в соответствии с правилами Ордена Святого Павла… – вещает Богомол, забившись в угол. Чует гад, что нагадил. Оттуда он осеняет меня крестом.
Да хоть в мел закопайся, не поможет!
Армия моей мести уже шагает к тебе, насекомое.
– Да, да. Наказание было справедливым, и ты сделал все возможное, чтобы спасти меня, – моим сарказмом можно забивать гвозди. Ему в гроб. Еще и четки затолкаю ему…
– Вы нисколько не раскаиваетесь? – строго спрашивает он из своего угла.
– Очень раскаиваюсь!
Что не прибил тебя, когда возможность была.
– Ваше лицо очень красноречиво, сестра Литиция, – сглатывает Святоша.
– Это от недостатка кислорода.
Так задушить тебя хочется, что прямо дышать нечем!
– Да, выглядите вы ужасно.
– У меня психологический ШОК. Нужно несколько дней, чтобы восстановиться.
– У меня не было выхода…
Ты предатель! И двуличная тварь! Так с напарниками не поступают!
Но вслух я этого не скажу. Мне оставшиеся пальцы дороги.
Алиса, у нас новая миссия: Завалить Святого Богомола.
Хочу пилу, лопату и радио.
Под Киркорова буду его закапывать, так болезненнее.
– Могу я побыть наедине с Пионикой? – выжимаю из себя улыбку, – И хватит меня крестить уже, голова кружится!
***
Пока я отлеживаюсь и прихожу в себя после травмы, Богомол успевает попрыгать на балу у престарелого принца, изгнать нескольких демонов и приютить около десятка бездомных детей.
В гостиничном номере места становится все меньше. Но воду приносят исправно, так что всех блохастых я отмываю, переупаковываю в чистую одежду и готовлю к отсылке в монастырь по партиям. К моей великой радости, тут ванну можно принимать хоть каждый день. На меня косо посматривают, но молчат.
Иногда быть женщиной даже приятно. Это объясняет любую дурость.
Пионика приходит через день и меняет повязку. Она рассказала, что у Богомола гипервыражено чувство справедливости и ответственности. Он один из самых праведных представителей Ордена. Не пьет, ни курит, даже матом не ругается.
Родился в семье яростного католика в Ирландии. Все детство его гнобили протестанты. Тут я серьезно киваю, потому что разницы между этими двумя фракциями не чувствую, а они, оказывается, грызутся, причём с последствиями для психики малолетних святош. Как Константин умудрился найти общий язык со сверстниками ума не приложу. Его обязаны были чморить за пафосную рожу каждый понедельник, а по воскресеньям – макать в унитаз за нравоучения. Но информатор-Пионика утверждает, что спокойный рассудительный паренёк в обиду себя не давал. Чем заслужил уважение и одобрение сверстников. Ей бы автобиографию Богомола написать, но сестренка сливает данные мне с понятной только ей одной целью.
Константин с малолетства кресты в трусы прятал и собирался стать католическим священником. Он стремился к своей цели всеми доступными средствами. В восемнадцать лет заработал первое бабло, перебрался в Англию, там ушел в послушники Ордена Святого Павла. Но вот незадача в Великобритании предпочитают протестантство. Богомол разочаровался в Ордене и в вере. Тут я снова делаю вид, что мне безумно непонятно. Но лекция идет дальше. Через несколько лет мой напарник поднялся до Пресви́тера. Возглавил одну из церквей Ордена и принялся ловить демонов.
С его рвением и настойчивостью, уверен, скоро Туманный Альбион скатится в католичество. Константина любит епископ, и уважает король. Он чуть ли не опора престола. Только непонятно, когда он царя успевает подпирать, если постоянно в сафари по демонам носится.
Святоша у нас, оказывается, эталон верности слову и моральной непоколебимости. Этому я ни капельки не удивляюсь. Он унесет все чужие секреты в могилу, даже если их будут выпытывать из него путем втыкания иголок под ногти. Никогда не предаст, не изменит отношения к человеку без объяснения причин. Он надежен, как земная твердь, как мавзолей Ленина на Красной площади, как Путин на пятом сроке своего правления. Никогда нахер не избавишься.
Я, конечно, не стал Пионике розовые сопли с ушей снимать, но сдается мне, что Богомол так надежен не потому, что он очень сильно любит людей. Он просто любит свои ослепительно белые крылья без единого пятнышка и не желает испачкаться о “земные страсти”, ведь у него впереди Великая Цель. А тут я со своим цирком и артхаусным чувством прекрасного.
Он не мог не доложить о моем промахе главе Ордена. И даже выгораживал мою никчемную монашескую шкурку. А правила есть правила. И по правилам, за нарушение статьи “не прелюбодействуй” мне положена казнь. Мизинчиковая.
Но знаете, судье в свисток такие правила! И таких напарников туда же!
Нас отправляют в Богом забытую деревеньку на севере примерно в десяти днях от Лондона. И Святоша расщедривается на дорожную одежду. Кажется, он и на это задание укатился бы в одиночестве. Но оно предполагается опасным. И предатель приходит за мной. Или боится оставить меня одного.
Зря.
Пока я запихиваю свои окружности в штаны, со скрипом выторгованные у общественной казны, размечаю, где у него вырезка, где тазобедренная мякоть, а ребрышки планирую скормить крокодилам Темзы.
С нами отправляется милашка Пионика, поэтому путешествие обещает быть занимательным.
В дилижансе я собираю и разбираю ружьё, доводя движения до автоматизма. Пальцы в черных перчатках, что подарил мне Святоша, подрагивают от предвкушения. Да, он презентовал мне перчатки. Это же прелестно. Теперь на месте его убийства не останется моих следов.
Богомол пялится в молитвенник и шевелит губами.
Изредка, пока он не видит, целюсь ему в макушку.
Это вносит в поездку разнообразие.
