— Гертруда, будьте добры собрать поднос с завтраком для моего мужа. Он хочет перекусить пивом и мясом. Тимсон, принесите, пожалуйста, в мою комнату горячей воды. Его сиятельство хочет побриться.
Взяв свежеиспеченный пирожок с сыром с противня, который служанка как раз вынимала из печи, Ариэль прошла в сыроварню и запила его парным молоком. Таким легким завтраком она обычно начинала день, если настоящего завтрака еще надо было дожидаться.
Потом она направилась впереди Тимсона и служанки, которая несла поднос с завтраком для графа Хоуксмура, вверх по главной лестнице, в свою собственную спальню. Когда маленькая процессия поравнялась с комнатой Рэнальфа, дверь оттуда в коридор распахнулась. Взлохмаченный, в одной ночной сорочке, с налитыми кровью глазами, он застыл на пороге; по его голым ногам гулял холодный сквозняк из коридора.
— Чем это ты занимаешься? — раздраженно спросил он. — Неужели человек не может выспаться, чтобы его не будили своим лаем твои чертовы псы?
— Собаки уже давно на улице, — ответила Ариэль. — А я несу своему мужу горячую воду для бритья и завтрак. Ему надо подкрепиться после долгой и… бурной ночи.
Не в состоянии сдержать себя, Ариэль улыбнулась прямо в лицо брату и увидела, как в его налитых кровью глазах промелькнула досада.
Гневно сверкнув глазами, Рэнальф хотел что-то сказать, но краем глаза заметил слугу, державшего кувшин с водой. Вполголоса выругавшись, он скрылся в своей комнате, хлопнув дверью.
Ариэль сладко улыбнулась при этом звуке и с наслаждением подумала, в какую ярость придут ее братцы от мысли, что она теперь во всех смыслах жена графа Хоуксмура. Это наслаждение может даже примирить ее с тяжкими супружескими обязанностями, решила Ариэль, едва ли не вприпрыжку направляясь в свою собственную комнату, где ее поджидал все еще лежавший в постели муж.
Глава 6
Ариэль велела девушке-служанке поставить поднос с завтраком на маленький столик около кровати.
— Вы выпьете сейчас, милорд? — повернулась она к кровати, держа в руках кувшин с пивом.
Саймон кивнул головой.
— Да, спасибо. — Потом он повернулся к слуге: — В моей комнате на умывальнике вы увидите бритву и ремень для правки. Будьте так добры принести их сюда.
— Слушаюсь, милорд.
Тимсон поклонился и вышел. Вернувшись через минуту с требуемыми предметами, он разложил их рядом с кувшином, полным горячей воды.
— Что-нибудь еще, милорд?
— Нет, спасибо. — Саймон отпил пива из кружки, которую Ариэль протянула ему. — Вы можете идти.
— Это относится и ко мне, милорд? — спросила притворно-застенчиво Ариэль, когда дверь за слугами закрылась. — Или я могу оказать вам еще какую-нибудь услугу?
— Передайте мне мой халат, будьте так добры. Ариэль протянула мужу халат. Саймон облачился в него, плотно запахнув на груди. Потом с неожиданной для него резкостью сказал:
— Как я помню, у вас было дело на конюшне. Ариэль присела в реверансе с преувеличенной почтительностью и вышла из комнаты. Саймон откинул одеяла и медленно спустил ноги на пол. Ночью, в полумраке комнаты, освещенной только светом камина, он не стеснялся своих безобразных шрамов, но сейчас, при ярком свете дня, не хотел выставлять их на обозрение ясных серых глаз своей невесты. К тому же по утрам он всегда был несколько неуклюж и не смог бы выносить, чтобы Ариэль, легкая и гибкая, видела, как он с гримасой боли на лице выбирается из кровати и растирает ноющие мышцы и суставы.
Не было необходимости скрывать свою рану от Елены, отметил Саймон про себя, массируя раненую ногу и не обращая внимания на ноющую боль в мышцах — ведь только энергичный массаж мог вернуть им гибкость. Но Елена любила его. Она была его другом, более близким, чем любой из его воинов, самой любимой из всех возлюбленных.
Немного размявшись и придя в себя, Саймон, прихрамывая, пересек коридор и вошел в свою собственную комнату. Накануне вечером, когда до него донеслись звуки борьбы из комнаты Ариэль, он даже не подумал о том, чтобы захватить с собой трость. Теперь, вспоминая об этом, Саймон удивлялся, как легко он выбрался из своей кровати и с какой быстротой ворвался в комнату Ариэль. Тогда, накидывая халат и хватая небольшой, но очень острый кинжал, который всегда висел у него на поясе, он даже не подумал о своей ране и оторвал Оливера от Ариэль с силой, которую придала ему ярость. Всеми действиями Саймона руководил инстинкт, и ему в голову даже не закралось сомнение: а сможет ли его тело подчиниться требованиям этого инстинкта.
Это было первый раз, когда он двигался с таким напором, — первый раз с тех пор, как он получил свою ужасную рану в битве при Мальплаке. Даже теперь его охватывал леденящий холод при воспоминании о том, как он лежал, объятый лихорадкой, в палатке, наполненной стонами умирающих, в тяжелой атмосфере крови и смерти, среди вопящих под ножами врачей людей. Больше всего на свете он боялся не умереть, а остаться до конца своих дней одноногим калекой, целиком зависящим от милосердия и доброты окружающих.
Он не позволил врачам ампутировать ногу, крикнул им в лицо, что предпочитает умереть, чем жить калекой. И только потому, что он был одним из ближайших друзей и соратников герцога Мальборо, те не осмелились ослушаться. Он выжил. И сохранил свою ногу. Правда, она была покрыта глубокими шрамами и почти не повиновалась Саймону, боль в ней не давала ему покоя, но он все же не чувствовал себя калекой. И вот прошлым вечером она каким-то чудом не подвела хозяина, дав ему опору именно тогда, когда это было необходимо.
«А теперь приходится расплачиваться за это», — подумал он, одеваясь с гримасой боли на лице. Сегодня нога болела почти как тогда, когда он лежал, истекая кровью на поле брани.
Но остановил ли он прошлой ночью именно изнасилование? Или это была просто грубая любовная прелюдия, которой наслаждались оба ее участника? Повязав галстук, Саймон заправил его концы за застежку рубашки. Он предпочитал так носить галстук, не обращая внимания на куда более распространенный обычай завязывать его пышным бантом на груди. По сути, не имело значения, чем было то, во что он вмешался. Главное, что ему удалось остановить происходившее, взяв тем самым инициативу в игре в свои руки.
Саймон провел расческой по коротко стриженным волосам. Что же еще приготовили для него братья Равенспир? Один раз он уже спутал им карты, но в запасе у них могли быть и другие малоприятные неожиданности. Месяц, который Саймону предстояло провести в логове врагов, был чертовски долгим сроком. Но он не мог придумать подходящий повод, чтобы оставить две сотни гостей раньше этого срока без риска прослыть бесчестным трусом. Королеве его отъезд наверняка преподнесут как отказ откликнуться на предложение дружбы со стороны семьи Равенспир, и это будет означать победу его заклятых врагов.
Но какой линии поведения следует ему придерживаться со своей молодой женой? Она была довольно затейливым созданием. Присущая ей манера отстраненно держаться делала Ариэль старше на вид, но когда она танцевала с Оливером Беккетом неистовую тарантеллу, из нее било пламя жизни, она была настоящим сгустком огня. Интригующий парадокс, который следовало разгадать, и чем раньше, тем лучше.
